— Сдурел? Я же не волшебник.
Войд снова вздохнул, показал под прилавок и поманил коробочку
обратно.
— Нет, мои! Не отдам! – сорвался на визг Борхост, - мои! –
схватил и прижал коробочку к груди. Потом, устыдившись минутной
слабости, поставил её обратно и с укоризной покачал
головой.
— Ладно, твоё дело. Хочешь искать Звезду - ищи. Кто я такой,
чтобы учить жизни такую дылду? Будет тебе корабль.
Он спрыгнул с высокого стула и начал расхаживать за прилавком,
являя для обозрения только лысую макушку, заботливо прикрытую
зачесанными с затылка жидкими волосинками.
— Нет, этот тебе не подойдет. Этот мне не отдадут. Этот вообще
не годится, - принялся бубнить Борхост, в такт мыслям топая
сапожищами.
Ходики на стене показали одиннадцать. Из маленькой дверцы на
часах выехала фигурка цверга и отбила по наковаленке положенные
удары. Борхост посмотрел на стрелки, подергал себя за бороду и с
кряхтением залез обратно на высокий стул.
— Значит так, есть одна посудина...
В глубине магазинчика Борхоста стоит пыльное зеркало в бронзовой
раме. Если бы Войд протер старое стекло, то увидел бы в темной
глубине:
Поджарая фигура в короткой куртке с белой опушкой. Обветренное
лицо бродяги. Волосы, цвета пшеничного поля, силятся достать до
плеч. Серые глаза постоянно чуть прищурены, будто от ветра. На
ладони левой руки зеленая татуировка - звезда с семнадцатью лучами.
На запястьях - множество мелких шрамов, как у ловцов за
“призрачным” жемчугом, выхватывающих свою добычу из хищных
челюстей.
Но он не будет смотреть. Войд, прозванный Зимородком, не любит
зеркала.
Держа шляпу в руках, Войд вышел из лавки старого цверга. Пока
они торговались, на улице пошел снег. Пушистые хлопья, маленькими
светлыми ангелами падали на город. Словно благословляя землю к
наступлению зимы, они торжественно опускались на черепичные крыши и
камни мостовой, мгновенно тая, словно пролетая сквозь них.
Зимородок поднял голову к небу, закрыл глаза и несколько минут
стоял, прислушиваясь к ощущениям от невесомых прикосновений к лицу
снежинок.
Вдалеке глубоким медным гулом ударил портовый гонг, отбивая
наступление следующего часа. Войд стер с лица влагу, надел шляпу и
двинулся к центру городка, где в зимнее небо упиралась гигантским
грибом причальная башня.
Улицы с неохотой наполнялись звуками, прохожими и сонной жизнью
выходного дня. Хлопали распахиваемые ставни, низкий женский голос
звал Тома завтракать и обещал ему надрать уши, легким мороком плыл
запах горячих блинчиков. Во дворике одного из домов за зеленым
штакетником коротышка-цверг, скинув кафтан, самозабвенно выбивал
выцветший ковер шваброй в полтора своего роста. С достоинством
царедворца по улице шествовал молочник в белом переднике.
Раскланиваясь с прохожими, Войд выбрался из жилых кварталов к
причальной башне. За ней стадом китов, устроивших лёжку, в
беспорядке стояли эллинги верфи.