Инала, насмешливо вскинув бровь, криво улыбнулась одним уголком иссохших губ.
– Не уж-то ты сына нашего в бояре пророчишь? – прошелестела она севшим до шёпота голосом.
Слова супруги почему-то так задели Юра, что вдруг, неожиданно даже для себя самого, он слегка вспылил:
– Не быть ему боярином, – басовито пробурчал он, не поднимая глаз на жену, – и даже счетоводом не быть, коли ты его от юбки своей не отпустишь. Есть таланты у ребёнка, есть и люди, что помочь могут, а ты держи его дома, пусть сидит, охотой промышляет, это у него тоже неплохо выходит.
Калин сидел, уткнувшись подбородком в грудь и положив руки на колени, скурпулёзно вычищал грязь из-под одного ногтя другим, до боли закусив нижнюю губу.
Инала посидела молча пару минут, потом тихо поднялась с лавки и нетвёрдым шагом ушла в спальню. Стакан с молоком так и остался стоять на столе не тронутым.
Юр прокашлялся и изрёк:
– Ну, вот и поговорили. Права мать – завтра вставать рано, работы много, иди, укладывайся спать. А этот вопрос мы позже порешаем. Не боись. Уж коли ты решился, я уговорю её.
***
Калин ещё долго не мог уснуть, всё лежал и слушал тяжёлые, мрачные шаги отца, который бродил под окнами во дворе, нарезая очередной круг. Отец медленно вышагивал под перекличку звёзд уже не один час и всё думал, думал, думал… Бывало, и вслух рассуждал, а ещё говорил с Мурайкой, что Калин тоже слышал, вернее сказать, видел, нечаянно поймав ментальную волну, как в радиоэфире. Вот и не спалось мальчишке, а рассвет всё близился, скоро вставать…
Юр всё разложил уже по полочкам: и кому за женой приглядеть в его отсутствие, пока он с сыном по болотам бродить будет, а это неделя, наверное, никак не меньше. И на кого хозяйство оставить – тоже придумал. Не мог он придумать лишь одного: на чьи плечи переложить свой пост Старейшины на время похода. И ещё одна мысль сильно терзала его душу – а правильно ли он поступит, если отпустит сына в столицу за девочками? Не сгинет ли там его мальчик вместе со всеми? Вернётся ли? Нет, навряд ли он исполнит задуманное и вернёт сестёр и друга, да и сам, верно, погибнет. Каким бы непростым он ни был, обученным и умелым, но как ни крути, Калин всего лишь ребёнок – мальчишка одиннадцати лет от роду, и переть против имперской системы у него никаких сил не хватит. Выходит, что как ни крути, а силёнок-то маловато у подростка для задумки этой. Ему бы подрасти, подучиться искусствам боевым… но что он может дать сыну? Чему научит, если сам наукам военным не обучен. Деревенщина…