Тётя Люда была на своем месте, как и
всегда. Бледная, слегка отощавшая и сильно изуродованная
собственной смертью. Умереть и остаться красавицей может разве что
Ленин, но у него там вроде целая команда поддержки была… Интересно,
он тоже молчуном стал? Молчит, наверное, с броневика, где-то в
центре Москвы. Очень воодушевляюще молчит!
— Добрый день, теть Люд! — бодро
сказал я, открывая двери.
— У-у-у, — ответила она мне,
изобразив нечто вроде взмаха рукой.
Честно говоря, ассортимент не
радовал. В первую очередь тем, что большую его часть я уже
благополучно употребил за время своего отшельничества. В первую
очередь старался есть скоропортящееся. Со временем опять перешел на
все те же быстрые обеды, консервы и прочее непотребство, которым
периодически питался и при жизни.
При жизни? Интересно, а сейчас моя
старая жизнь продолжается, или это уже новая? Мне стоило сказать “Я
родился” после пробуждения?
— Эх, всегда меня у вас на философию
тянет, — сказал я, обращаясь к бессменной кассирше.
Та в ответ лишь посмотрела на меня,
после чего вновь принялась пересчитывать растрепавшиеся купюры в
кассе. Большая часть из них давно стала трухой. С молчунами такое
бывает: видимо вспоминают что-то из жизни и повторяют действия на
автомате. О чем, интересно, вспомнил тот мужик у моего забора?
Мои размышления прервал звук
автоматной очереди.
— Кажется, это со стороны
администрации… Пойдем, Брут?
По загородной дороге неспешно
двигался крытый военный фургон без опознавательных знаков. Даже не
ехал, а буквально плыл, почти не издавая шума. Картина мерно
плывущей за окнами грузовика природы, что только-только просыпалась
после зимней спячки, вызывало какое-то непередаваемое
умиротворение…
— Новенький, хорош спать! — раздалось
откуда-то сбоку.
— А я говорил техникам! — речь
прервалась на громкий зевок. — Эти их модификации тачку не только
бесшумной делают, но ещё и в люльку превращают. В смысле не сами
техники, а вибрации в машине. Убаюкивают, ну или типа того.
Засмотревшийся в окно Егор перевел
взгляд на своих спутников. Четвёрка военных продолжала активно
переговариваться, как и всю дорогу до этого.
— Слышь, Танкист, — обратился один из
солдат к их водителю, — тебя самого не смущает постоянно на этой
колымаге кататься? Сонный водитель, он же это, хуже пьяного.