- Трифон!
- Я здесь, вашбродь! – материализовался перед ним денщик –
нескладный солдат из нестроевых.
- Ты что же это, опять брал мои вещи?
- Как можно-с! – оскорбился тот.
- Как обычно-с! – передразнил его врач. – Говори, каналья, где
теперь мои аптекарские весы?
- Не могу знать.
- А вот я могу!
- Конечно, можете, они ить ваши!
- Мерзавец, ты опять отдал их этому несносному моряку? Ты хоть
понимаешь, что они предназначены для взвешивания лекарственных
препаратов? Что от их верности, быть может, зависит чья-нибудь
жизнь?
- Понима…, то есть, никак нет, вашбродие, - помотал головой
Трифон. – Как есть, не брал!
- Ты что пьян?
- Нет.
- Дыхни!
Денщик с видом христианского мученика перед Нероном поднял вверх
глаза, и изобразил легкий выдох, в котором явственно присутствовали
пары сивушных масел.
- Напраслину возводите, вашбродь! – горестно заявила жертва
произвола. – Уж сколько недель не то чтобы не пил, а и не
видел…
- Нет, это не выносимо, - возмутился столь вопиющей наглости
доктор. – Вот сейчас пойду к Скобелеву и потребую, чтобы тебя
перевели в роту к стрелкам. Там тебе быстро объяснят, что брать
чужое нехорошо!
- Да что вы, барин, - испугался денщик, совершенно не ожидавший
от обычно доброго, мягкого и деликатного врача подобной
решительности. – Нешто у их превосходительства иных дел нет, как
только мной, горемычным заниматься. Да вы посмотрите лучше, ить все
ваши вещички в целости и сохранности! А ежели крышка не так
закрыта, так это я пыль когда протирал ненароком задел. Ить ваше
благородие не раз говорило, что чистота должна быть, вот я и
расстарался, значит…
- Значит, пыль протирал? – демонстративно провел пальцем по
крышке сундука Студитский.
- Так ить пустыня, песок кругом, - развел руками поборник
чистоты. – Рази убережешься?
- Прочь с глаз моих! – не выдержал врач. – Вернусь,
поговорим.
- Как прикажете, а я вам к тому времени ужин спроворю! – с
угодливой улыбкой провожал врача денщик, а как только тот удалился,
на достаточное расстояние, добавил сварливо: - Нашли из-за чего шум
поднимать, вон у саперов давеча десять фунтов динамиту пропало, и
то ничего… а тут, шуму-то, шуму… Тьфу!
Генерал-адъютант Скобелев со своим штабом располагался в большой
палатке разбитой в центре лагеря. От жилищ большинства штаб- и
обер-офицеров она отличалась лишь размерами и караулом из
осетинского горского дивизиона. Командовавший караулом урядник
Абадзиев хорошо знал Студитского и потому пропустил без
проволочек.