– Довольна, да? – рявкнула мать. – Я просила не ругаться! Вот куда ты вечно лезешь? Доченька, подожди.
Куна застыла с пультом в руках, чувствуя, что лицо горит. Кухня закружилась перед глазами, по ушам били рыдания Аврелии из комнаты. «Ударила. За что? Зачем?»
Дрожь колотила, под ресницами крупными каплями собирались слёзы. Куна размазывала их по лицу и тяжело дышала. Мать вернулась за стаканом с остывающим отваром.
– Два дня уже без таблеток, – тихо сказала она, не смотря на старшую дочь. – Слабая стала, раздражается на любую мелочь, а ты за языком последить не можешь.
– Не могу, – бесцветным эхом повторила Куна, падая на стул. – Не могу больше.
Глава 3. Письма и документы
Оставив сестер в разных комнатах, мать ушла на работу. Аврелия всхлипывала недолго, и, когда закрылась входная дверь, Куна снова услышала до омерзения знакомый голос генерала. Младшая выкрутила динамик планшета на полную мощность. Звук хрипел, уходя в перегрузку, отчего Наилий казался простуженным.
Куна мрачно подумала, что с прекрасной генетикой и отменным здоровьем генерал не болел ни разу в жизни, не переживал, хватит ли денег на лекарства и не видел экзопротезов на ногах маленьких девочек. Он будто жил в другом мире, где не бывает пустых платёжных карт и проблем на работе. А на любую просьбу или приказ всегда слышал: «Да, Ваше Превосходство». Сытый, довольный и взирающий на всех свысока. Хотя в диспетчерской шептались, что Его Превосходство не вышел ростом, и перед трибуной ему ступеньку ставили. Чтоб он провалился через неё прямо в бездну!
Куна встала из-за стола и схватила тарелку. Мать ушла, не успев вымыть посуду, а младшую к домашней работе не подпускала. «Пусть силы бережёт» Старшая после ночных смен стирала и гладила бельё, мыла полы, подметала половик в прихожей. Дрон-уборщик давно сдали в утилизацию. Не потому что он сломался, а чтобы хоть какие-то деньги получить. «Руки вам на что?» – спрашивала мать и уходила на работу.
Звук льющейся воды перебивал выступление генерала. Куна старалась греметь посудой как можно громче, чтобы совсем его не слышать. Пальцы под ледяной струёй онемели, а жир упорно катался по стеклу, не желая смываться. Разбить, что ли, тарелку вдребезги? Всё равно скоро будет нечего есть, и посуда станет не нужна.