Фелисин снова наполнила чашу, а потом тоже подошла к очагу. Навоз в жаровне горел ровным бездымным пламенем. Возвышение, в котором был устроен очаг, было отполировано и наполнено водой. Огонь согревал воду для мытья и умывания, а само возвышение излучало довольно тепла, чтобы прогнать из комнаты ночной холод. Половицы укрывали обрывки досийского ковра и камышовые циновки. Всё строение было приподнято на сваях на пять футов над песком.
Усевшись на низенький деревянный табурет, Фелисин прижала промёрзшие ступни к тёплому камню.
– Я тебя видела сегодня у тележек, – слегка невнятно проговорила она. – Рядом шёл Ганнип с хлыстом.
Геборик заворчал.
– Это их весь день веселило. Ганнип говорил своим стражникам, что отгоняет мух.
– Он рассёк кожу?
– Да, но следы Фэнера хорошо меня лечат, ты же знаешь.
– Раны – да, но не боль… Я же вижу, Геборик.
Он покосился на Фелисин.
– Странно, что ты хоть что-нибудь видишь, девочка. Чем это от тебя пахнет? Дурхангом? Поосторожней с ним. Этот дым тебя уведёт в штольню потемнее и поглубже, чем даже в Глубокой шахте.
Фелисин протянула ему чёрный комочек размером с гальку.
– Я избавилась от своей боли, теперь твоя очередь.
Он покачал головой.
– Спасибо за предложение, но не сейчас. Ты держишь в руках месячный заработок досийского стражника. Я бы посоветовал использовать это для торговли.
Фелисин пожала плечами и положила дурханг обратно в кошель на поясе.
– Всё, чего я хочу, Бенет даёт мне просто так. Нужно только попросить.
– И ты думаешь, что он это тебе даёт бесплатно?
Она выпила.
– Всё равно что бесплатно. Тебя переводят, Геборик. На Земельку. С завтрашнего дня. Больше никакого Ганнипа с хлыстом.
Он закрыл глаза.
– Почему, когда я тебя благодарю, во рту остаётся такой горький привкус?
– Мой затуманенный вином мозг говорит: «Лицемерие».
Она увидела, как кровь отлила от лица Геборика. Ох, Фелисин, слишком много дурханга, слишком много вина! Неужели я делаю добро Геборику только для того, чтобы посыпать ему соль на раны? Я не хочу быть такой жестокой. Она вытащила из-за пазухи еду, которую сберегла для него, наклонилась и положила свёрток на колени историку.
– Утопное озеро опустилось ещё на сажень.
Геборик промолчал, не сводя глаз со своих культей.
Фелисин нахмурилась. Нужно было сказать ему что-то ещё, но память подводила. Она допила вино и выпрямилась, провела обеими руками по волосам. Кожа на голове словно онемела. Фелисин замерла, заметив, что Геборик исподтишка смотрит на её груди – круглые и полные под натянувшейся туникой. В этой позе она простояла чуть дольше, чем было необходимо, а затем медленно опустила руки.