Ван повернулся и пошёл, не думая
о своей жизни, но Ёроол‑Гуй не стал хватать его.
С этого дня в течение дюжины
дюжин лет в далайне не появлялось новых оройхонов.
Шёл мягмар, пещеры шавара были
переполнены нойтом, и умерших хоронили в далайне, принося в жертву
Ёроол‑Гую. Маму завернули в полог палатки, уложили на носилки и с
песнями унесли. «О отец наш, Ёроол‑Гуй! Тебе отдаём мы лучшую из
женщин…»
Шооран не принимал никакого участия в
действе. Сидел, забившись в угол, уставившись в бесконечность
немигающими глазами. К далайну не пошёл – не мог слышать ликующих
похоронных песен, пришедших из тех времён, когда в праздник мягмара
бросали в далайн не куклы и трупы, а живых людей. «О великий, прими
нашу женщину!.. Её руки – ласка, её губы – счастье, её глаза – свет
жизни…»
В разорённую палатку, пригнувшись,
вошёл Мунаг.
– Ты здесь?.. – произнёс он.
Шооран не ответил. Продолжал сидеть,
обхватив себя руками, засунув ладони под мышки, словно от сильного
холода.
Мунаг потоптался, смущённо кряхтя, а
потом, не глядя на Шоорана, сказал:
– Ты вот что… уходи отсюда.
Впервые Шооран поднял голову,
взглянул в лицо дюженника. И хотя он и теперь не издал ни звука, но
Мунаг заволновался и быстро начал говорить, не отвечая, а просто
стараясь заглушить вопрос, всплывший из глубины широко распахнутых
глаз:
– Я бы тебя оставил – жалко, что ли?
Ты уже большой, как‑нибудь прокормился бы. Но если одонт узнает? Ты
думаешь, он про тебя забыл? И тебе не миновать шавара, и у меня
будут неприятности. Сам понимаешь. Так что, пока никто не видит,
бери что здесь тебе надо – и уходи.
– Куда? – бесцветно произнёс
Шооран.
– А мне какое дело?! – не выдержав,
закричал Мунаг. – Почему я должен за тебя думать?! Мать твоя
умерла, а ты здесь никто. Вот и ползи отсюда! Я к тебе по‑хорошему,
вещи взять разрешил, а ты…
Шооран встал.
…Вещи… какие вещи?.. Жанч на нём, и
мамино ожерелье укрыто на груди. А больше ему, наверное, ничего не
потребуется. Вещи нужны, когда есть куда идти.
Шооран вышел из палатки. Мунаг тяжело
шагал сзади. Через десять минут – как мал огромный оройхон! – они
достигли поребрика.
– Ты не обижайся, – произнёс Мунаг,
коснувшись плеча Шоорана. – Я действительно иначе не могу. Что
делать… Желаю тебе выжить… если удастся. На вот, возьми, – Мунаг
протянул Шоорану отнятый накануне нож.