— Ясно, — кивнула я.
— А Изольда — стенографистка и машинистка. Она в общем зале
сидит. Это туточки, во-о-он за той дверкой. — Девушка указала
подбородком на двери по правую руку от себя. — Там большой зал,
перегородок почти нет. И Изольда там, за своим столом. Ее работа —
на допросах в управлении за гномьей печатной машиной сидеть. У них
для этого еще пара людей есть, но женщина только одна. Изочка,
кстати, очень нежная и трепетная, аки лань. Но работник отличный.
Ее как-то посадили документировать допрос какого-то убивца. Все
знали, что Изольду подобное пужает. Но она от рассказов о жестоких
зверствах не сбежала, а отсидела до самого конца и даже в
полуобмороке продолжала выбивать буковки.
— Какая ответственная, — восхитилась я. — Ты извини, я побегу, а
то коробка тяжелая.
— Ой, прости! — всплеснула руками хозяйственница. — Я и забыла!
Беги, беги, конечно.
— Ничего, — ответила я и запыхтела, будто у меня от тяжести
заболели руки.
Улыбнувшись рейне на прощание, я умчалась на свой этаж.
— Мужик косяком пошел, — едва слышно хмыкнула я себе под нос
через полчаса, когда в приемную с деликатным стуком заглянул
следующий любопытствующий.
Я только и успела, что отнести свою добычу в кладовку и вынуть
из коробки средства гигиены. Чтобы не заниматься этим потом, я
обыскала туалет начальника. В него вела неприметная дверь прямо из
кабинета, а само помещение располагалось в конце довольно длинного
коридора и было снабжено всеми нужными приспособлениями гномьего
производства. Там я обнаружила те самые утерянные полотенца и
заменила их свежими. В остальном же помещение не требовало моего
внимания. Артефакты послушно делали свое дело, в мыльнице лежал
совсем свежий брусок мыла, взятого явно не у хозяйственной Феклы.
Да и в остальном место выглядело аккуратнее и чище, чем кабинет
Белянского.
— Склонность к чистоте и гигиене — это жирный плюс в вашу
характеристику, шеф, — усмехнулась я, возвращаясь в свои подсобки с
полотенчиками, которые кто-то явно стирал, но опять же не вонючим
казенным мылом. — Жена или любовница? Было бы неплохо.
И вот как раз тогда, когда я, засучив рукава, принялась за
замачивание чашек, выстраивая их на столешнице рядом с мойкой и
вливая в каждую воду со слабо разведенным моющим средством, явился
высокий и весьма упитанный человек в вытертом серо-бежевом
костюме-тройке. Услышав, что кто-то со слоновьей деликатностью
крутится в приемной, я выглянула из кухоньки, приподняв бровь,
оглядела посетителя, пока он стоял ко мне спиной, и можно было не
изображать гостеприимство.