– Хорошо. Сейчас я часы заберу.
– Если они их еще не загнали.
– А если загнали?
– Ну, дорогой, тогда пусть бабки гонят. Не меньше куска с вуглом[45].
– Ты же говорил – всего кусок.
– Чувак, эти часы идут по шестьдесят-семьдесят рублей. Прохавал? Вот и считай. За сколько продали – все до копейки на бочку. А то отсюда не выйдут.
Ничего себе, милые девочки. Так меня в дураках оставить!
Я возвращаюсь в зал и вижу их за столом одних, они весело над чем-то хохочут. Наверно, Марунька рассказывает что-то пикантное о майоре. Но когда их взгляды замечают мою насупленную физиономию, смех куда-то пропадает.
Теперь все зависит от того, как я начну беседу. Если начну ее так, как это умею я, писака, то вполне возможно, что меня просто высмеют. Как поступил бы на моем месте курдупель? И тут я вспоминаю французский фильм, где разыгрывалась именно такая сцена. Начиналась она со звонкой пощечины, и не одной. Но пощечины в ресторане непременно привлекут внимание. Внимание же курдупеля привлекать нет надобности. Он и так следит за нами вполглаза. Он по моему поведению быстро поймет, имею ли я какое-либо отношение к этим часам, а главное, действительно ли я такой сорвиголова, как ему показалось.
Я поворачиваю улыбающееся лицо к Леське, и, когда она пробует ответить мне улыбкой, ловлю ее за щеку большим и указательным пальцем правой руки, а левой прижимаю к себе. У бедолаги выступают слезы на глазах.
– Ты, шмара! Чтобы часы немедленно были на столе! Все двадцать.
– Какие часы? – возмущается Марунька. – Ты что, с ума сошел? Пусти ее!
– Пуфти… – шипит Леська. – Бо’ит!
– Разорву морду от уха до уха! Считаю до трех.
– Какие часы?! – нервничает ее подруга. – Перестань чудить! Я закричу!
– Тогда у нее будет рожа, как халява. Раз!
– Мы же не только для себя! Мы хотели с тобой поделиться! Хочешь, забери половину.
– Два!
– Оттай чафы… – скулит Леська, а по ее лицу течет черная краска.
– Пусти ее, садюга! Сейчас принесу.
Марунька вспархивает из-за стола, я отпускаю Леськину щеку, но продолжаю прижимать ее к себе. Со стороны – просто влюбленная парочка. Это ничего, что она вытирает слезы. Случается. Может, у нас индийская любовь.
Кошусь на курдупеля. Но он, кажется, уже забыл обо мне, потому как увлечен оживленным разговором с тремя сосками.
Марунька кладет на стол сумку и наливает себе шампанского.