Тогда уж я перешел на свой ломаный русский и объяснил, о чем речь, описав, конечно, и те восемь упомянутых способов. Понятно, что тут и камень пустил бы слюнки, а потому я не удивился, когда обе вскочили за мной в трамвай и даже милостиво презентовали талон.
Пока мы добрались до моего дома на Голоскове, милые девушки сообщили, что они из Одессы и работают в одесском цирке, который как раз прибыл к нам на гастроли.
Жил я в ту пору один в приветливом домике, который принадлежал когда-то моему дедушке. А кишку и другие вкуснейшие вещи передали мне из Станислава[10] родители, потому что там, где они жили – на благословенной Софиевке, держали не только гусей, уток, кроликов, свиней и коз, но даже коров.
И вот, когда мы чавкали уже над второй сковородкой, панночки раскололись: никакие они не циркачки. Просто приехали во Львов погулять. Нигде не работают, но у каждой однокомнатная квартира в Одессе.
– Не знаю, корректным ли будет с моей стороны вопрос: на что вы живете?
Барышни не могли нарадоваться моей наивности:
– Какой же он милый, правда?
Что-то несмелое и туманное начало высвечиваться у меня в голове, неясная догадка расставляла все на свои места, но сразу же находила сопротивление при мысли: а что сказала бы моя матушка, если бы узнала, что гордость ее кулинарного искусства – лучшую кишку всех времен и народов – жуют эти… эти… э-э… не знаю, как и сказать, ведь то смачное словцо, которое есть у моей мамы для данного хобби (напоминаю: был 1978 год, когда профессией такое занятие еще не называлось), может вызвать у вас спазмы горла, и если вы случайно едите сейчас вареник, то лучше мне сдержаться.
– Да, он очень милый, – подтвердила вторая барышня и провела теплой ладонью по моей щеке.
У читателя может сложиться впечатление, что автор был намного младше своих гостий. На самом деле было наоборот. Мне было тогда двадцать шесть лет, а девушкам – по восемнадцать. Однако чувствовали они себя увереннее и раскрепощеннее, чем я, они сыпали остротами, разговаривая вполне культурно, и лишь иногда вставляли какое-нибудь одесское словечко. Одну звали Марианна, а вторую Лена (на самом деле Александра, что ей очень не нравилось). Я их сразу перекрестил в Маруньку и Леську, на что они отреагировали сумасшедшим хохотом, но не протестовали.