– Призрак тьмы, – кивнул Трулл. – Предатель.
Желто-черная улыбка.
Трулл вздрогнул, – призрак сделал еще шаг и пригнулся с другой стороны кучи листьев.
– Прочь отсюда, дух!
– А иначе что ты сделаешь?
– Подниму тревогу.
– Как? Ты теперь можешь только шептать. Горло перехватило. Даже дышать трудно. Это предательство так давит на тебя, эдур? Неважно. Я много путешествовал, и мне не нужны доспехи этого воина. – Призрак выпрямился. – Отступи, если хочешь дышать.
Трулл не тронулся с места. Воздух с шипением протискивался в сдавленное горло, руки и ноги слабели.
– Да, трусость никогда не значилась среди пороков эдур. Ладно, как знаешь.
Призрак повернулся и направился в лес.
Трулл с облегчением набрал полные легкие воздуха, потом еще. Голова кружилась.
– Погоди!
Предатель остановился и снова повернулся лицом.
– Такого никогда не было. Пост…
– Интересовал только голодных подземных духов, – кивнул Предатель. – Или даже еще печальнее: духов выкорчеванных черных деревьев, впивающихся в плоть, чтобы… ну, что они сделают? Ничего, как и при жизни. В мире есть мириады сил, тисте эдур, и большинство из них слабы.
– Отец Тень заключил тебя…
– Да, там я и остаюсь. – Снова жуткая улыбка. – Если только не сплю. Неохотный подарок Матери Тьмы, напоминание о том, что она не забывает. Напоминание о том, что и я не должен забывать.
– Это не сон, – сказал Трулл.
– Они были разбиты, – сказал Предатель. – Давно. Осколки рассыпались по полю битвы. Кому они нужны? Разбитые осколки не воссоединить. Но теперь они складываются сами по себе. Вот мне интересно: что он сделал с ними?
Фигура исчезла среди деревьев.
– Это, – прошептал Трулл, – не сон.
Удинаас открыл глаза. Вонь обожженного трупа ощущалась в носу и во рту, застряла в горле. Над ним нависал низкий косой потолок – грубая черная кора и желтоватые трещины. Он неподвижно лежал под одеялом.
Уже близок рассвет?
Он ничего не слышал – никаких голосов из соседних каморок. Впрочем, часы перед восходом луны – тихие. Как и часы, когда все спят. С утра ему опять чинить сети. И вить канаты.
Возможно, это правда безумия, когда разум только и может, что бесконечно составлять списки будничных забот и доказывать свою нормальность. Починить сети. Сплести канаты. Видишь? Я не потерял смысл жизни.
Кровь вивала ни горяча, ни холодна. Она не бурлит. Удинаас не ощущал какой-то разницы в теле.