Полюбовавшись на вид за окном, развернулся и чисто на автомате
бросил непонятно как оказавшийся в руках огрызок карандаша, целя в
стоящую на дальнем столе железную кружку.
«Хренасе, баян! Попал!.. Сначала муха, теперь карандаш. С чего
бы такая точность?»
Как и положено истинному исследователю, вытащил тетрадку из
тумбочки, выдрал листок, скрутил десяток бумажных шариков и стал
«экспериментировать». Целью назначил маленькое пятнышко на шкафу.
Бросал с разных точек, с разного расстояния. И по настильной
траектории, и навесом, и с разворота, и от бедра... В «мишень»
попали все десять «снарядов».
Потёр лоб, уселся на стул. Задумался. Кроме принципа соотношения
неопределенностей ничего путного в голову не приходило.
«Перемещение – импульс, энергия – время… Ага, время! Дельта по
времени – тридцать лет. А что это значит? Наверное, что энергии на
действие требуется существенно меньше. В некотором роде, экономия
усилий. Отсюда и точность… скорее всего. Впрочем, фиг знает. Потом
разберусь».
Решив поразмышлять о выявленном феномене чуть позже, встал и
снова прошёлся по комнате. Оба моих чемодана (между прочим, весьма
приличных размеров) покоились под кроватью. К её спинке была
приторочена гитара. Чешская «Кремона», купленная ещё весной в
«Спорттоварах» за семьдесят с лишним рублей. В том приполярном
городе, где я родился и вырос, этот магазин числился универсальным
– и телевизоры там продавали, и глобусы… даже талоны на бензин по
тридцать копеек за литр «семьдесят шестого» – на мотоцикле мы часто
гоняли, на уроках автодела в школьном Учебно-производственном
комбинате (была в те времена в советском образовании подобная
фишка).
А где, блин, рюкзак? Ага, я его в шкаф запихнул. Пустой. Да уж,
и как только сумел, навьюченный по самое не могу, протащить весь
этот немалый багаж сначала из зала прилёта до автобусной остановки,
потом от центрального Аэровокзала до метро, затем маршруткой к
Савёловскому, электричка, ещё полкэмэ пехом… Здоровый пацан, ничего
не скажешь.
Подошёл как есть, босиком и в одних трусах, к зеркалу, что
находилось на внутренней дверце у шифоньера.
«А чё? Вроде бы ничего так парнишка. Жирком ещё не оброс. Все
зубы на месте. На голове шевелюра, патлы до плеч. Впрочем, их всё
равно придётся состричь – лохматых на военную кафедру не допустят,
факт». Со спортом до 17 лет я, помню, дружил. Баскетбол, хоккей,
плавание, лыжи, пробежки по пересечённой местности с приёмником для
«охоты на лис», футбол конечно же, как без него. Даже разряды
имеются. Что было, то было. Мышцы одрябнуть ещё не успели и вряд ли
успеют, по крайней мере, в ближайшие лет пять или шесть. Тем более
что и в институте с физкультурой всё в общем и целом на уровне.
Советской науке дистрофики не нужны. Так же, как и разъевшиеся
слонопотамы.