Пока я выведывал у Одоевского нужную мне как воздух информацию,
как-то неестественно резко похолодало. Градусов на десять. Душная
жара уступила место промозглой зябкости, вошедшей в сговор с
резкими порывами ветра, дабы доставить двуногим, считающим себя
хозяевами мира, как можно больше дискомфорта.
Дождь стоял стеной, по асфальту текли потоки мутной кипящей
воды. Я замер, всматриваясь в этот поток, и он как будто уносил мое
сознание куда-то вдаль. В тревоги будущего.
Прошло минуты три. Дождь и не думал стихать. Поэтому я отважно
решился промокнуть, как котенок, но добраться до машины, застывшей
метрах в ста от входа.
- На погружение! – отчаянно крикнул я всем, ждущим хорошей
погоды. На меня посмотрели с уважением – мол, безумству храбрых
поем мы песню. А я ринулся под потоки дождя.
Бегом добрался до машины, промокнув до нитки. Заскочил в салон.
Включил печку, чтобы просохнуть.
Переведя дыхание, попытался прикинуть ближайшие планы. Сегодня
вроде дел больше нет. Так что можно и на базу – именно так именовал
я свое временное пристанище. А постоянных у меня не бывает.
Сартаков с немецкой пунктуальностью будет на работе в девять
утра. Вот в десять его и навестим.
Но опять что-то нехорошо кольнуло меня в области груди. Время и
события будто сужались, я ощущал это физически.
Встряхнув головой, сбросил наваждение. Включил дворники,
попытавшиеся разгрести стену дождя. И тронул машину с места…
Глава 4
Мы шли по безлюдным просторным залам Музея Востока. Сегодня там
был санитарный день. Пространство освободилось от равнодушных
праздных посетителей и фанатичных любителей древностей.
Музей располагался в узком арбатском переулке в солидном здании
начала двадцатого века, с фасадом модного в те времена изящного
стиля «модерн». Сам переулок выходил на Калининский проспект,
предмет глухой ненависти старых москвичей. Многоэтажные
бетонно-стеклянные клыки этого архитектурного монстра в свое время
хищно и с хрустом перекусили напополам так милый сердцу туземцев
старый добрый Арбат.
Музейные стены были плотно увешаны картинами, в глубине которых
на фоне голубых гор скакали золотые всадники, несли мудрость
фиолетовые Махатмы. И рвался с холстов, норовя схватить тебя за
горло, таинственный эфемерный Восток.
- Рерих, - с долей иронии и сарказма произнес сопровождавший
меня по музею благообразный, уверенный в себе и благородно
седовласый, крепкого телосложения Сартаков. – Потрясающая
фигура.