— Тьелко, не вини себя. Для этого и созданы чертоги Владыки
Судеб, — Фэанаро легонько похлопал сына по плечу и провёл горячей
ладонью по его волосам. — Я теперь тоже мудрее и многое воспринимаю
по-иному. Вспомни, как изменилась к худшему наша жизнь, когда Манвэ
освободил своего братца? Мы тогда не понимали, что искажение, как
коррозия проникло в нашу семью.
— Да, атто, точно! Коррозия. Плесень. Как не назови, но тогда
Моринготто сумел найти слабое место в нашем доме! Будь он проклят!
— сжал кулаки Куруфинвэ.
— Сын, мы были молоды и чисты душой, и очень доверчивы, —
вздохнул Фэанаро и прижал к себе Атаринкэ так, что он уткнулся
носом в отцовское плечо. — И мир вокруг нас был юн и свеж. Не надо
жалеть о жизни в благом краю. Мы всё равно хорошо жили.
— И с аммэ ты стал ругаться после того, как Моринготто зачастил
к тебе в мастерскую, — упрямо мотнул головой Тьелкормо. — И если
вспомнить, мы всегда жили дружно с детьми Ноло и Арьо!
— Да, брат, до тех пор, пока не явился этот Великий Искаженец, —
согласился Атаринкэ, прижавшись к отцовскому плечу. — Всё началось
именно тогда, когда валар выпустили отсюда этого гада.
— Отец, а ты постоянно был здесь? С тех пор, как сгорел? — не
выдержал и спросил Светлый, пытаясь оттянуть время расставания. Он
судорожно сглотнул, когда Фэанаро и его крепко прижал к себе.
— Нет, Турко.
— Нет? — Атаринкэ поднял голову и посмотрел отцу в глаза. — Как
это нет?
— А где же ты был? — Туркафинвэ удивлённо уставился на отца. —
Мы думали, что сбылось пророчество Намо, и ты…
— Нет. И ещё раз нет, — Пламенный с печальной улыбкой покачал
головой. — Всё было иначе.
— Нам опять наврали! — нахмурился Атаринкэ.
— Я не знаю, кто это придумал, но моя fёa после боя с балрогами
не покинула Эндорэ. Тело сгорело, а душа разлетелась над Ардой
подобно искрам от костра.
— Да как такое возможно? — Туркафинвэ смачно выругался. Отец
незримо был рядом с ними всю их жизнь в Эндорэ?
— Мне это не ведомо, я не Эру и не вала, — усмехнулся Фэанаро. —
Но я всё видел и всё знаю о вашей жизни. Турко, тебе стыдно?
— Да уж были некоторые моменты, которые я предпочел бы стереть
из своей памяти, — Светлый скривился, словно откусил от кислого
яблока.
— Думаешь, что-то бы изменилось, если бы мы знали, что отец
видит нас? — хмыкнул Атаринкэ.
— Может быть, и к лучшему, что вы не чувствовали этого. Но я про
вас знаю всё.