Ехал я как-то в поезде Ленинград – Москва в купе у проводницы. Сама она, взяв деньги, удалилась кутить в соседний вагон. Посреди ночи разбудила меня: идет, мол, инспекция. Ну идет и идет, мне-то какое дело? Договаривайся с контролером сама! Да я-то договорюсь, ты скажи, а лицо у меня не слишком пьяное? Лицо, отвечаю, у тебя нормальное, а вот то, что пониже, прикрыть бы следовало…
А в ноябре 1999-го был я на вечере эмигрантской поэтессы Валентины Синкевич. Народу собралось раз-два и обчелся – в тот день и час в Гуманитарном университете профсоюзов (есть в Питере такая лавочка, в которой бывшие преподаватели научного коммунизма за большие деньги учат гостей с Кавказа рыночной экономике и юриспруденции) проходил уже помянутый выше Конгресс интеллигенции. Во главе с Сергеем Филатовым, Вячеславом Костиковым и прочими титанами дум. С черной и красной икрой, с белой и красной рыбой на сопутствующем банкете в гостинице «Октябрьская» – все как у людей и все в строгом соответствии с заветом классика про севрюжину с хреном и Конституцию… Обстоятельства позволили мне в своем выступлении вернуться к основополагающей ленинской цитате: «Здесь, в этом крошечном зале, присутствует мозг нации. А не… интеллигенция. Интеллигенция собралась в Университете профсоюзов».
Плох тот властитель дум, что нынче ходит не враскорячку. Ведь это означает, что им побрезговали.
По мере обвального успеха реформ все отчетливее обозначалась дилемма: с властью или с народом? Или чуть по-иному – с властью или с демократией? Потому что, поддерживая власть, можно было уповать только на то, что она усидит, лишь прибегнув к антидемократическим средствам, и чем брутальнее, тем надежнее. Дело – чисто лингвистически – усложнялось тем, что люди, уповавшие на антидемократическую власть, именовали себя демократами. Поэтому они со временем приняли другое самоназвание: либералы (и сразу же распределились по трем разрядам – либерал-предатели, либерал-паскудники и либерал-идиоты, но об этом я не раз писал ранее). Но внутренняя форма слова опять подкачала: либералы, они ведь должны быть за свободу. За права. За права человека в том числе – подлинные, а не сугубо демагогические. А какое право исповедовали наши либералы? Лишь одно – угодить. Только бы не ухудшать качество жизни. Даже после дефолта. Особенно после дефолта… Оставалось поступиться прочими правами и свободами.