Живая вода - страница 22
И мудрость познай превращенья".
Затих, напоследок шепнул:
"Спроси хоть у нянек-простушек,
Чтоб верила, я не надул:
Кто спит среди снежных подушек?".
И кругом пошла голова,
В окошке снежинки кружили,
Как песни неспетой слова,
И в строчки сложиться спешили:
"Замучились нянчиться мы,
Не спится Весне в колыбели,
Все лучшие песни Зимы
Метели и вьюги пропели.
Не терпится ей, и следок
Оставила там, под сосною.
Подтаивший лункой ледок,
Как будто обрызган росою.
До времени ранний следок
Припрячем под снежною шапкой,
И землю пророет росток
Подснежника нежною лапкой.
Тогда мы дождями споем
Веснянку, чтоб всех разбудила,
И будет звенеть окоем:
"Динь-динь-ди-ла-ла-дила-дила...".
А я столько зим, столько лет
Смотрела слепыми глазами,
Все чудилось: собственный след
Замерз под глухими снегами.
Но слышалось изредка мне,
Как птица песнь заводила
Тихонько, будто во сне:
"Динь-динь-ди-ла-ла-дила-дила...".
От зимнего тяжкого сна
Меня ты будила, певица.
Я знаю, что будет Весна.
Я верю: жива моя Птица!
По народному поверью, огненный змей шаром
летает по небу, а в девичьем тереме
превращается в молодца несказанной красоты.
Сушит, знобит он девицу до истомы. От этой
нечистой силы зарождается у девицы
детище некошное.
Не испить в жару молока снегов,
Не унять недужной кручинушки.
И куда бежать от своих грехов,
От залучной любви-кровинушки?
Был желанный мой не монах-чернец,
Истомил, изголубил лебедушку.
Он не звал меня под святой венец,
А дурманом завлек молодушку.
Я, как в омуты, в темень глаз его,
А слова хмельные да шалые.
Без остаточка от стыда моего
Растопил он уста мои алые.
Целовал-миловал, как в последний раз,
Так, что сил не осталось и моченьки...
И не выплыла я из черных глаз.
Коротки воробьиные ноченьки.
А вечор-то я во дворе была,
Огонек негасимый увидела.
То не звездочка, шар огнем пылал.
Света белого я невзвидела.
Ведь летал тот шар над моей избой,
Над моею поникшей головушкой,
Неудольною, горевой судьбой.
Уж не быть мне прежней молодушкой.
А под сердцем я не дитя ношу,
Ношу детище да заклятое.
Я у Господа одного прошу:
"Разлюбить бы мне чудо крылатое".
Не испить в жару молока снегов,
Не унять недужной кручинушки.
И куда бежать от своих грехов,
От залучной любви-кровинушки?
Эта вещь лежала в магазине,
Среди прочих так же материальна.
Я ее коснулась незаметно,
Поступив, конечно, тривиально.
А потом, кося небрежно глазом,