— Привет, малыш. Сыграешь мне
сегодня, как никогда и ни для кого? — Она попыталась потрепать
Дрэйка по голове, но тот увернулся.
— Сыграю как обычно, детка.
— Весь выложился для нашей дорогой
птички?
Я негромко кашлянула.
— О, — она повернулась ко мне и
всплеснула руками. — Прости, не знала, что ты здесь.
— Я тоже не сразу поняла, почему
Дрэйк разговаривает со стеной.
Зетту знатно перекосило, а пианист
откровенно захохотал, увлекая меня за собой.
— Да ну брось. Тебе не надоело?
— Надоест, когда она перестанет ко
мне цепляться!
— Никогда она не перестанет. Она
ощутимо старше, а гримерная от цветов ломится у тебя.
— И что я по этому поводу должна
сделать?
— По мнению Зет — на полном ходу
выпрыгнуть из флайса на магистрали высшего уровня.
Теперь мы захохотали уже вдвоем.
Правда, горло тут же дало о себе знать. Сейчас бы чего-нибудь
теплого и смягчающих леденцов в довесок. Кажется, где-то в сумочке
они у меня завалялись, надо будет поискать. И попросить, чтобы
принесли теплой воды.
— Ты сегодня в ударе, — заявил он,
открывая передо мной дверь гримерной. В Ландстор-Холл не принято
нести цветы на сцену, поэтому комната уже была завалена ими до
самых дверей. — Как ты это делаешь?
Пожала плечами.
— Просто я люблю петь.
Это правда. Когда выхожу на сцену,
часть меня словно оказывается в другом мире. Песня льется помимо
воли, я не просто чувствую то, что пою, я переживаю каждое слово. К
тому же, мой голос — все, что у меня есть. Точнее, все, чем я
когда-либо хотела заниматься, было связано с моим голосом. В
детстве просто сходила с ума от записей Шайны Анж, оперной певицы,
покорившей весь мир. Оперной музыкой я дышала, горела и жила, вот
только с оперой не срослось. Пока не срослось, но никто же не
говорил, что я просто так сдамся.
— Ладно, Бри, оставляю тебя. До
встречи.
— Счастливо! Позовешь Клари?
— Обязательно.
Дрэйк коснулся губами моей щеки,
после чего повернувшись на каблуках, подпрыгнул и зашагал по
коридору, насвистывая что-то себе под нос. Вот позер!
Захлопнув дверь, я доковыляла до
зеркала и с наслаждением стянула модельные туфли со множеством
ремешков. Сразу ощутимо уменьшилась в росте, уселась на стул и
облокотилась о туалетный столик. Красота! Оковы пали, теперь хоть
танцевать. Вот все люблю в своей работе, но к модельной обуви так
до сих пор и не привыкла. Хотя когда-то мне казалось, что я не
привыкну к своему новому образу. И к сценическому имени тоже —
прилично времени ушло, пока я начала понимать, что Бриаль Бетрой и
Леона Ладэ — одно и то же лицо. Ну или не совсем одно: макияж
придавал мне по меньшей мере с пяток лишних лет, но мода диктовала
свои правила. Да и попробуй выйди на сцену без подведенных глаз или
без помады: сольешься с интерьером. Тонкие брови приходилось
постоянно выщипывать и красить, а вот глаза у меня самого
невзрачного цвета — светло-голубые. Спасибо Клари, которая искусно
оттеняла их при помощи подводки и теней. Губы под ярким блеском
становились более пухлыми, и временами у меня создавалось чувство,
что эта холодная красота — не моя.