Стрелы лететь тотчас перестали.
– Отделение, осмотреться! – скомандовал я, торопливо
обрабатывая рану Раздвакряка универсальным противоядием. – Микки,
Мумба – носилки!
– Долго ещё копаться будешь, ефрейтор? – зло гаркнул
мне Клаус-Мария, поднимаясь в полный рост и пренебрежительно
поворачиваясь спиной к изуродованному саду. – Встали и пошли!
Раздвакряк, опять, урод, всё из-за тебя?!
Ребята задвигались быстрее. Многие со страхом
косились на окровавленную ногу Кряка. Анальгетик уже подействовал –
Раздвакряк не выл и не стонал от боли, только с каким-то странным
удивлением рассматривал торчащий из ноги деревянный оперённый
стержень.
– Не тащи его с собой, ефрейтор, – вахмистр
наклонился над раненым. – Не смертельно. Всё, что мог, ты уже
сделал. Пусть включит пищалку и ждёт медиков. Не переться же с
носилками под стрелы!
Детская подначка. Знаем, как с этим
управляться.
– Никак невозможно, господин штабс-вахмистр! – в свою
очередь по-уставному гаркнул я. – Десант своих не бросает! Даже на
время.
Клаус-Мария поморщился.
– Думаешь, я тебя проверяю, мальчик?.. Нет, не
проверяю. Это приказ. Легкораненый десантник может сам о себе
позаботиться, иначе это не десантник, а тряпка. Тряпки нам в
«Танненберге» не нужны. Ну, долго ещё разговоры говорить станем?
Или выполним приказ? Эвон, и так сколько на тебя лишних слов
потратил. Всё потому, что я не только вахмистр, но ещё и
доннерветтер… Старший мастер-наставник.
Я скосил глаза, встретил совершенно безумный взгляд
Раздвакряка… и отдал вахмистру честь.
– Отставить носилки! Продолжаем движение. Кряк,
включи маяк. Санитары тебя подберут.
Несчастный Селезень затрясся, словно в лихорадке, и
громко шмыгнул носом.
Обезболивающие подействовали, он сейчас почти ничего
не чувствовал, но перспектива остаться одному явно его не
вдохновляла. Правда, под взыскующим взором господина старшего
вахмистра вслух охать и ныть он не осмелился.
Оставшись вдесятером, отделение вошло в
Кримменсхольм.
Добротный дом под красной черепичной крышей, стены
тщательно выбелены. Здесь с каким-то маниакальным упорством кто-то
имитировал так называемый «тирольский» стиль.
И прямо на пороге распахнутой двери, на высоком
кирпичном крыльце лежал второй встреченный нами мёртвый человек.
Лицом вниз, раскинув руки – скрюченные пальцы так и не разжались на
рукояти дозволенного поселенцам нарезного «маузера». На ступенях
валялось с полдюжины стреляных латунных гильз. Трава и дорожка
выпачканы кровью, но тел нет – верно, нападавшие унесли с собой и
убитых, и раненых.