– Прикрой их чем-нибудь, прежде чем дети
увидят.
– Слушаюсь!
Нехитрая эта идея, как видно, сама в голову Фатиха не
пришла.
Вскоре появился Микки, держа на руках двоих
ребятишек. Мальчишка лет восьми и девочка примерно пяти. В
аккуратном платьице, полосатых гольфах и красном наголовнике – ну
точь-в-точь Гретхен из известной сказки.
Девочка плакала, размазывая слёзы кулачками, мальчик
дёргал Микки за подшлемный ремень, повторяя как
заведённый:
– Где мама? Мама, господин солдат, я должен к маме…
Папа велел, когда уходил…
Мальчугана уже научили обращаться к незнакомым
«господин»…
– Вот наш ефрейтор, Петер, – Микки осторожно опустил
мальчишку наземь. Девочка осталась на руках у финна, прижимаясь
зарёванной мордашкой к броневому наплечнику.
– Господин ефрейтор, – мальчик тотчас просиял, словно
я был для него самим Господом Богом. – Господин ефрейтор, меня
зовут Петер. Петер Штауфенманн. Мы тут жили… с мамой и папой, ну и
сестричка ещё, Штеффи, но она ещё маленькая, не понимает ничего.
Господин ефрейтор, мне очень-очень нужно к маме…
За каким чёртом Микки подсунул мне это? Что я скажу
мальчугану, этому славному мальчугану-поселенцу, будущей опоре
Империи, «представителю стержневой нации», – что его родителей нет
в живых, что они валяются в доме, выпотрошенные и наполовину
сожранные?
Я сглотнул. Пожалуй, легче было бы выдержать
настоящую лемурью атаку.
– Петер, я… должен тебе кое-что сказать. Мальчик, ты
молодец, ты… словом… – голос у меня сорвался на хрип. – Петер, твои
мама и папа погибли. Погибли в бою. Они спасали вас. До последней
крайности…
Мальчик вдруг сел. Просто сел, словно ему разом
отказались служить ноги. Лицо у него сморщилось, искривилось,
брови, словно сломавшись пополам, поползли к переносице. Он не
заплакал, не закричал – я даже не могу обозначить словом то, что
вырвалось у него из груди. Наверное, ближе всё-таки будет
«предсмертный вопль», так кричит заяц, когда ушастого беднягу
настигает собачья свора. Он сразу всё понял. И закричал. Хотя
утверждалось, что в таком возрасте дети относительно легко
переносят потери – они ещё не совсем сознают, что это
значит.
Ерунда. Этот малыш всё понял сразу.
Он скорчился на земле, прижав сжатые кулачки к лицу,
а мы стояли вокруг, здоровенные грубые десантники в броне, с
серебряным черепом на фоне чёрного геральдического щита, и не
знали, что делать. Я взглянул на Микки и подумал, что флегматичный
финн тоже предпочёл бы сейчас оказаться под огнём, чем смотреть на
терзаемого ребёнка.