Берендей опрокинул в себя полную
граненую стопку и не стал закусывать. Водка действовала на него
сильней, чем на людей, — как на всякого зверя. Он не любил быть
пьяным, но тут посчитал, что это не помешает.
Юлька закашлялась, и Берендей легко
стукнул ее по спине.
— Ну что, тебе легче, Егор? —
спросила Антонина Алексеевна.
Он кивнул. И с чего она взяла, что
ему тяжело? Неужели это так заметно? Для Юльки, например, это было
куда страшней…
Они налили по второй и снова выпили
не чокаясь. На этот раз Берендей закусил остатками Юлькиного салата
— хмель быстро закружил ему голову.
— У вас есть ставни? — спросил он
Антонину Алексеевну.
— У нас жалюзи, а что? — удивилась
она.
— Он придет. Он придет сюда по нашему
следу. Мы забрали его добычу.
Берендей и сам удивился, почему не
подумал об этом раньше, когда здесь было много людей и Вован с
пистолетом.
— Медведь? — прошептала Юлька.
— Да, — ответил Берендей. Он чуть не
сказал «бер». Назвать его бером вслух было все равно, что позвать.
Отец никогда этого не боялся. И Берендей тоже. До сегодняшнего
дня.
— Покажите мне, как их закрывать, я
закрою.
— Да, пожалуй, ты прав, — согласилась
Антонина Алексеевна, — только мы пойдем с тобой вдвоем. Они
закрываются с улицы.
— Мы пойдем все вместе, — сказала
Юлька и поднялась.
— А это без разницы — вдвоем или
вчетвером, — успокоил их Берендей, — медведю все равно, сколько
нас. Вчетвером мы будем — он убьет четверых. Без оружия мы ничего
не сможем сделать. Поэтому я пойду один.
— Нет, — Юлька покачала головой.
— Это не обсуждается, — мягко ответил
ей Берендей.
Антонина Алексеевна выдала ему
одиннадцать замков — по количеству окон на первом этаже. На втором
этаже окна закрывались изнутри.
На улице было темно и жутко.
Однажды отец валялся на диване и
читал принесенную из школьной библиотеки книжку.
— Смотри, Егор, как здорово написано:
«Мужчина должен один на один встречать ночь».
— Да, бать, мне это тоже понравилось,
— ответил Берендей, не отрываясь от тетради по алгебре.
— Когда будешь растить своего
медвежонка, всегда об этом помни. А то я сто тридцать лет прожил, а
этого не знал.
— Да ладно! А то ты меня не так
растил!
— Может, и так. Только красиво
сказать не мог.
Берендей с раннего детства, как
только отец забрал его у матери, один на один встречал ночь.
Когда-то у него были детские страхи, но он их почти не помнил.