– Буду работать на заводе. Общаться с людьми, думать и читать. Читать, конечно,
меньше, но уж зато так, чтобы воздух над головой светился. Если придут новые заботы –
пусть. Значит, они важнее. Вообще буду интересоваться тем, о чем спрашивает жизнь. Она
обычно у каждого спрашивает что-либо индивидуально. Мне в последнее время она задает в
основном вопросы с педагогическим уклоном. Надеюсь, так будет и дальше.
– Ну и ну-у, – протянул Тюлин.– Христос-спаситель с нимбом над головой. А как же
быть нам дуракам несчастным? Ты позволишь нам до твоего второго пришествия
попредовать неправильно? Да ты оригинал, однако! – воскликнул он, словно это была
неожиданная догадка.
– Да не дури ты, в конце концов! – сказал Мучагин.– Так просто взять и бросить
институт! Ведь даже если ты чего-нибудь добьешься, то все равно останешься непризнанным
кустарем.
– Э-э, да главное был бы толк, – ответил Бояркин, махнув рукой. – Вы поймите, что я
хочу уйти не от лени, а от желания сделать больше. Мне просто открылся другой путь – я
понял, что наиболее полно все проблемы современной педагогики заключены в уже
сложившихся людях, которых принято считать уже как бы за ее бортом. Надо пожить с ними
рядом, понаблюдать, попытаться воздействовать. Для того чтобы научиться делать
профилактику болезней, надо знать болезни в их развитых формах. Ведь так?
– Тогда тебе нужно в колонию, – вставил Тюлин.
– Конечно, это неплохой вариант, – ответил Бояркин, – но я думаю, что крайность не
дает объективного представления, особенно в педагогике.
– Но зачем же институт-то бросать? – с напором сказал Мучагин. – Круг
педагогически больных людей можно и здесь наскрести.
– Уж не себя ли вы имеете в виду? – засмеявшись, спросил Бояркин. – Оба вы не
любите того, к чему идете, но все-таки идете!
– Ну, хотя бы нас изучай!
– Какое тут может быть изучение, когда я вынужден все время читать, зубрить… Мне
нужна как раз свобода от института.
Спорили потом еще долго, но главный вопрос был уже решен.
– Итак, Бояркин пошел в люди, – изрек Тюлин свое заключительное слово.
В конце мая, в один сумрачный, но теплый день Николай решился, наконец, забрать
документы. Потом, уже выйдя из ректората, он задумчиво остановился у окна в пустом
коридоре. Мимо прошли преподаватели. Николай повернулся и поздоровался. Они не знали