Первое, чему я как следует научился ―
прятаться, да так, чтобы даже Али, излазивший в нашем замке все
закоулки и подземные переходы, не мог меня найти. И совсем не
потому, что нам с ним очень нравилось играть в прятки. Таков был
приказ отца, повелителя этих горных пустошей. Для меня возможность
удачно и вовремя скрыться означала спасти свою хрупкую жизнь,
потому что защитить её сам я пока не мог: был для этого слишком
слаб.
Мы сидели, прижавшись друг к другу,
словно воробушки под крышей, и вздрагивали от доносящихся совсем
рядом криков боли, лязганья мечей и стонов умирающих. В замке
происходила очередная попытка переворота, и мы, двое мальчишек ― я
и мой слуга Али, спрятавшись в тесной кладовке за тюками с грязным
бельём, дрожали, каждую минуту ожидая, что старая дверь
распахнётся, и, стуча подкованными сапогами, к нам вломятся
заговорщики, чтобы убить меня, единственного наследника
престола.
Али, которого я знал с пяти лет,
обняв меня за плечи, шептал, обдавая моё заплаканное лицо запахом
восточных специй:
«Не бойся, Барри, они нас ни за что
не найдут. Куда им, этой тупой солдатне. Помнишь, как страшно было
в прошлый раз в том жутком подземелье, но мы же спаслись. И сейчас,
слава господу, всё обойдётся».
Его голос испуганно вздрагивал, и мне
казалось, что ему хочется спрятаться за мою металлическую броню. Я
сидел, сжавшись в комок, прижимаясь к нему, и понимал, что если нас
сейчас найдут, то никакой каркас из стальных прутьев и тяжеленные
латы, в которые я был упакован, не спасут меня от мечей
заговорщиков. Мгновение ― и моя голова будет лежать рядом с грудой
бесполезного металла.
И Али, моего слуги, нет,
единственного друга, тоже не станет. Его худенькое тело, одетое в
разноцветную рубаху и такие же штаны, традиционные на его родине,
не защитят от мечей наёмников. Оставалось только ждать и молиться,
чтобы прачка, укрывшая нас здесь, не проболталась под неминуемыми
пытками заговорщиков.
Глядя во влажные карие глаза друга,
казавшиеся огромными из-за расширенных зрачков, я не видел в них
надежды на благополучный исход, только обречённость. Мы не
разлучались всё детство: он играл со мной, учился наукам и боевым
искусствам, принимал вместо княжеского сына наказания за шалости ―
и теперь был обречён умереть вместе со мной.
