Глава 1. Пренеприятнейшее известие
Несомненно,
Ларанский — редкостная сволочь. И как всякая редкостная сволочь, он обладал
удивительными для этой породы качествами: проницательным умом, хищным обаянием
и харизмой. Той, что надолго оставляет странное послевкусие острого желания
встретиться снова и надежды, что пути никогда не пересекутся. Этакий гётевский
Мефистофель, если пожелаете.
Было что-то
неуловимо дьявольское в облике этого человека. В точенных, словно высеченных
античным скульптором, чертах лица. В темно-рыжих волосах, собранных на затылке
в небрежный хвост. Больше всего одновременно пугали и манили разноцветные
глаза: правый был зелёным, а левый — синим. Глядя в них, невольно
вспоминалось суеверие, будто у людей с гетерохромией две души.
Дан был высок и жилист, и, на первый взгляд, казался тщедушным. Но только на
первый взгляд. В обманчиво плавных движениях скрывалась недюжинная сила, что
оставалось удивляться откуда она взялась.
О жизни этого
человека известно крайне мало. Почти ничего, кроме самого важного факта: Дан
Ларанский выдающийся художник современности. Один из зарубежных журналов,
посвящённый мировому искусству, назвал Дана «творцом, чья гениальность поражает
умы современников». В этом есть своя доля истины. Картины, выходящие из-под
кисти Ларанского, кажутся сверхреалистичными. Они пропитаны жизнью. Чувства,
эмоции и даже мысли, которые обдумывал человек, казалось, обретают свою
форму. Невольно задаёшься вопросом: уж не продал ли художник душу дьяволу,
чтобы так писать?
Ларанский
предпочитал вести уединённый, несколько замкнутый образ жизни. На ужинах он
появлялся редко, проводя много времени за работой в мастерской. Глядя на Дана,
внутри благоговейно трепетал восторг, какой можно испытать, наблюдая за
человеком, самоотверженно преданному своему делу. Ко всеобщему вниманию художник
относился с вежливой снисходительностью. Он любил искусство, и искусство
отвечало ему взаимностью, принося плоды известности и успеха.
За гениальность
Ларанского высшее общество, мнящее себя хоть сколько-нибудь образованным и
духовно ра́звитым, простило художнику прегрешения, о которых так любят
посудачить кумушки в кулуарах аристократических домов. Каждая богатая семья
считала своим долгом приглашать Дана на званый ужин, а в галереях и на
аукционах его картины покупали за баснословные деньги.
