1
Буду краток: я сосредоточил волю, чтоб пошевелить пальцами
ног.
Пальцы не шевелились.
Года два назад у меня это получилось. С тех пор устраивал игру,
«пошевели телом», коротая время ожидания выхода Судитрона.
Парализующая инъекция действовала и на зрение. Как через
замочную скважину видел платформу на крыше Коммунального Бюро,
клубящиеся у её края облака, птичьи гнёзда, свитые меж столбиков
балюстрады. Солнце клонилось к закату. Древние статуи и колоны
отбрасывали на каменный пол платформы длинные тени.
Из сотни доступных ниш, не считая моей, были заняты ещё три.
Жаль, что невозможно повернуть голову и посмотреть на ту, где лежит
девочка в платьице белом.
Эту девочку я не встречал раньше. До начала же Почтительного
Ожидания не осмелился познакомиться. Просто пялился, как дурак, и
многозначительно вздыхал.
Стал думать о том, почему сила любви с первого взгляда зависит
от двух параметров: как долго длился первый взгляд и как долог
период до второго? Чем короче первый и длиннее второй, тем сильнее
любовь. Сложная мысль. Надо Лебедеву рассказать. Пусть знает, что
не он один такой умный.
Потом стал думать, почему бы Судитрону не блокировать наше
сознание полностью, пробуждая лишь во время своего выхода? Любой,
кто хоть раз валялся в нише Соискателя, задавался этим вопросом.
Считалось, что длительное паралич-ожидание это не просто часть
ритуала, а остатки устаревшего способа проверять решимость и
мужество Соискателей.
Суровые времена прошли, а обычай остался.
Вот и мариновались мы сутками, получив укол. Глядели на арку,
почтительно ожидая треск и скрип, под который Судитрон выкатился бы
из неё, обсыпанный известковой пылью. Будто делал у себя в пещере
ремонт. Белил потолок, да вдруг, вспомнил о нас и поспешно вылез
наружу.
Судитрон повертел бы плоской головой. Отыграл ритуальные
действия: томительное затягивание и медленный танец с
поворотами.
И, наконец, раздал бы просьбы.
2
Я, Лех Небов, жил во Дворе Юго-Запад 254.
Неофициально жильцы называли Двор «Абрикосовый Сад». До
семидесятых годов, на том месте, где сейчас корпуса трамвайного
депо и стоэтажки, были сады.
Старшее поколение постоянно ностальгировало о «старом
Дворе».
«Ух, какие, абрикосы были! Вот такие», — говорил мне отец и
сжимал кулак, показывая размер.
Впрочем, о девочке в платьице белом:
