- Вот те крест! Я ее как тебя видела
– стоит у калитки вполоборота, смотрит куда-то в конец улицы.
Щурится, будто от солнца. А с утра пасмурно, и хмарь висит – на
волосах ейных капельки. И сапоги мокрые.
- Какие сапоги? То ж прошлым летом
дело было, в августе.
- А резиновые! Синенькие такие.
Понимаешь, вот так поговорила с ней, калитку закрыла, и тут только
меня шарахнуло, что она уж полгода как померла.
Очередь перед продуктовым гудела и
медленно извивалась, словно большое насекомое. Скоро восемь часов,
уже и фургон с хлебозавода проехал через ворота. Сейчас примут хлеб
и будут отоваривать – не больше пяти буханок в одни руки. А куда
эти пять буханок, если дома две коровы, свиньи, да еще домашние,
тоже жрать просят. Вот и ходили по двое, да по трое, брали, сколько
дадут. А то, что концу очереди не достанется, кому какое дело.
Раньше вставать надо.
Галка работала локтями, проталкиваясь
поближе к двери. Руки были заняты – она тащила за рога Машку, не
переставая рассказывать, как явилась ей вчера посреди бела дня
покойница Людмила.
- Галка, млять, куда козу тащишь?
Совсем сдурела?
- Я ее не брошу!
- Она что, раненый Чапаев? Да убери
козу отсюда, мать твою!
Галка только губы поджимала, да
покрепче вцеплялась в ополоумевшее от ужаса животное. Редкие седые
волосенки ее выбивались из-под платка, растекались над головой
цыплячьим пухом. Или, может, нимбом – это как посмотреть. На
красном от натуги лице горели упрямством две голубые бусины, Галка
смотрела прямо перед собой, прокладывая путь к магазинной
двери.
Несчастная коза Машка, влекомая
судьбой и Галкой, шла на задних ногах, как цирковая артистка.
Станешь тут звездой манежа, когда тебя грубо волокут на уровне
человеческого роста. Ей, может, и хотелось хлебушка, но не такой
ценой.
- Оставь козу в покое, дурная баба, -
свирепо рявкнул дед Скакун, - ноги ей переломаешь.
- Смотри, как бы тебе не
переломали.
- Да я тебе! – замахнулся он, - пшла
вон, дура стоеросовая!
Скакун все не мог забыть, что в
январе Галка рассчиталась с ним за машину дров сторублевкой. Той
самой, 1961 года, которая через неделю превратилась в фантик. Он
тогда пришел к ней, принес бесполезную бумажку и потребовал дрова
обратно. Галка бегала и орала по всей Черной, и дооралась ведь –
сам председатель Панкратов велел Скакуну отстать от старухи. Мол,
она с тобой честно расплатилась, а что наше правительство такую
свинью людям подсунет, она знать не могла. Да и никто не мог.
