Эта история началась поздним вечером,
в ничем не примечательной квартире обычного доходного дома в
Рестэнде, когда стоявшие в гостиной на каминной полке бронзовые
часы со скульптурой восточной красавицы с кувшином в руках, звонким
боем отметили наступивший девятый час. За окном царила промозглая
поздняя осень, окунувшая улицы Тувора в непроглядный туман, плотный
настолько, что свет газовых фонарей оказался не в силах дотянуться
до земли, и пламя, бьющееся в стеклянных клетках на вершинах
вычурных фонарных столбов, словно растворялось в мутном белёсом
мареве. В такую погоду стоит пробыть на улице хотя бы полчаса, и
одежда тяжелеет, становясь неприятно сырой, грозя своим хозяевам
скорой инфлюэнцей, а полы даже самого плотного шерстяного пальто
начинают «плакать» редкими каплями мутной воды.
Хозяин квартиры совсем не желал
испытать все прелести туврской осени на себе и благоразумно коротал
этот вечер дома, в кресле у камина, под глоток горячего чая,
сдобренного толикой терпкого «тернового» бальзама, листая новую
книгу молодого, но уже известного писателя. На диво бойкого и
живого пера, стоит отметить... хоть автор и иностранец.
Нет, читатель вовсе не был снобом и
не считал, что цивилизация кончается на рейде Дортмута, хотя, в
силу своего опыта, имел некоторые основания для подобного мнения...
Просто книга, которую он с таким интересом листал, повествовала о
традициях родной страны, какими их увидел тот самый
автор-иностранец. И это действительно было интересно...
- Гейс[1],
к вам посетитель. – неслышно появившийся на пороге дворецкий
протянул хозяину дома серебряный поднос, на котором одиноко белел
прямоугольник визитной карточки.
Хозяин квартиры не торопясь отложил
книгу на столик, не забыв заложить нужную страницу закладкой,
сплетённой из кожи антилопы, также не спеша вытащил из жилетного
кармана и нацепил на нос пенсне в тонкой серебряной оправе, и лишь
после этого взял в руки принесённую ему карточку.
Прочитав значившееся на ней имя,
набранное слишком мелким и затейливым шрифтом, он пожевал губами в
коротком раздумье и, глянув на дворецкого поверх стёкол пенсне,
кивнул.
- Проси. Узнаем, что на этот раз
понадобилось нашей доблестной полиции от отставного военного врача.
– еле слышно хмыкнув, проговорил он.
Здесь стоило бы уделить внимание
личности хозяина квартиры. Худощавый человек, лет тридцати
пяти-сорока, с обветренным жёстким лицом, на котором, правда, время
от времени появлялась открытая улыбка, совершенно разрушавшая
первое впечатление о её обладателе, обычно выглядевшем весьма
суровым человеком, взгляд которого многие знавшие его люди
оценивали не иначе, как пустой и холодный. Впрочем, каким еще может
быть взгляд человека, без малого десять лет штопавшего дырки от
пуль, рваные, резаные и колотые раны солдат в колониях, там, где
мир – понятие настолько хрупкое, что даже само это слово звучит
крайне редко. Из боязни испортить его, не иначе… как порой
усмехался сам воюющий доктор, вспоминая суеверия некоторых своих
предков, переселившихся в зелёные долины Шотта с Северных островов
ещё в те времена, когда Империи в этих местах и в помине не было, а
была лишь россыпь мелких королевств, то оборонявшихся от набегов
северян, то воевавших друг с другом за заливной лужок или
деревеньку в пять домов.
