Я даже не успел ничего сообразить. Секунду назад профессор стоял, держа в руках карту, и своим обычным спокойным тоном объяснял, что осталось недолго, что дом вот-вот появится из тумана, и все, наконец, закончится. Его палец медленно путешествовал по расплывшимся линиям, останавливался, возвращался к исходной точке… Вдруг профессор резко изменился в лице, вместе с выдохом изо рта вырвалась струйка крови. Он качнулся, прижимая к животу проклятый кусок бумаги. Затем грузно упал на колени, обдав все вокруг серыми брызгами. На осточертевшей за эти дни черно-белой картинке появились первые цветные мазки; они расползались и бледнели на темной поверхности воды.
Профессор еще мешком заваливался на бок, а Гредин уже направился ко мне. Высокая фигура в болоньевом плаще с натянутым до самых глаз капюшоном, в резиновых – выше колен – сапогах; с огромным рюкзаком за плечами, со слегой в руке. Почти точная моя копия, если бы не нож.
Он шел медленно, проваливаясь в вязкую жижу; я пятился, с ужасом оглядываясь – словно здесь, на болотах, за десятки километров от ближайшего жилья, мне мог кто-то помочь. Липкий туман ложился на лицо, закрывал обзор; мне казалось, что я потерял фигуру из вида, что она вот-вот появится за спиной, нанесет новый мазок на этот неблагодарный холст. Но туман на секунду рассеивался, Гредин появлялся невдалеке, хрипел, сплевывал, шел.
Тогда, повинуясь внезапному озарению, я скинул рюкзак, отчетливо понимая – без него мне не протянуть и пары дней; там еда, медикаменты, компас, моя карта – там вся оставшаяся жизнь; отшвырнул слегу и, развернувшись, бросился бежать.
В первые минуты казалось, что само болото восстало против меня. Передвигать ноги стало трудно, и бег получался несуразный, карикатурный, как при замедленной съемке. Пуститься вплавь было бы проще. Упасть бы сейчас в бурую массу и грести, пропуская между пальцами тягучую слизь. Отплевываться, закрывать глаза…
Гредин вдруг возникал совсем рядом, хватал за шею, вонзал в спину нож, но потом выяснялось, что это ветки полусгнивших берез зацепились за плащ, а недавний приятель кричит нечто вызывающе-обидное приглушенным в тумане голосом. «Чертаев, где же ты? Чертаев! Мы ведь почти у цели!», – летит вдогонку, а перед глазами стоят те двое, оставшиеся в лесу. Наверное, я тоже в чем-то виноват – недоглядел, не предупредил, испугался, в конце концов. Да и как там было не испугаться…
