Вечер в Ольховце наступает рано. Чуть опустится Око за кромку
леса — куры торопятся на насест, а люди на боковую. Расходится по
домам народ, закрываются лавки, быстро гаснет в окошках свет, и
вскорости в городских проулках остаётся лишь ночная стража.
Нести службу в ночь при княжьем дворе — скучища смертная:
вздремнуть нельзя ни на миг, да только что проку? Тише места не
выдумаешь. Что тут может произойти? Молодой страж томился на своём
посту, перед лестницей в терем княжны, с трудом гнал прочь зевоту.
В галерейке было темно и глухо, казалось, даже комары ушли на
покой. Только слышались трели соловья в лесу, да видно было через
узенькое оконце, как в небе неспешно сгущается ночь.
Вдруг сонную тишь потревожили чьи-то шаги: то была твёрдая
поступь решительного и сильного человека. Заслышав её, страж
встрепенулся, приняв подобающий случаю бодрый вид, однако из-за
поворота галереи вышла всего лишь Стина, старая* нянька княжны.
По-своему это была выдающаяся особа: лицом и сложением нянюшка
напоминала хорошо откормленную веприцу, а ростом не уступала даже
самым дюжим из княжьих стрелков, и потому казалось, что,
перемещаясь между покоями, она заполняет собой почти весь проём
галереи.
Строго сверкнув на стажа маленькими глазками, Стина
спросила:
— Что Услада Радогостовна?
Тот торопливо отозвался:
— Выходить не изволила, и у себя никого не принимала.
— Ну то-то же, — буркнула нянька, протискиваясь мимо него к
лестнице.
Уже встав на первую ступень, она обернулась и зло процедила сквозь
зубы:
— Растопырился тут, глупый лошадь… Ни проехать, ни пройти.
В девичьем тереме было темно, лишь слабо теплилась лампадка в
красном углу. Княжна стояла, прильнув к слюдяной оконнице, и
грустно смотрела в сад. Едва заметив её, нянька всплеснула руками,
кинулась к ней, запричитала ласково:
— Усенька, ясочка**, что ж ты у оконца-то стоишь! Сквозняком
протянет, комарики обкусают… Дело ли?
Услада безропотно позволила увлечь себя вглубь светёлки и усадить
на скамеечку. Сняв с девушки богато вышитый плат и повязку*** с
жемчужной поднизью, нянюшка выплела из её косы яркие ленты,
принялась бережно разбирать и расчёсывать гребнем густые каштановые
пряди.
— Не мучь себя пустыми думами, — ворковала она при этом нежно. —
Помолись Лунной Деве да спать ложись. День-то грядёт какой: завтра
кравотынский князь с сыном к нам припожалуют для смотрин. А там и
до свадьбы недалече.
