Вздохнув, Услада прошептала едва слышно:
— Боязно мне, нянюшка. Какой он хоть, этот княжич Идрис? Добр ли?
Хорош ли собой?
— Вот завтра и узнаешь. Не журись****, голубка. Нешто батюшка стал
бы тебя за какого татя сговаривать? У кравотынцев дом — полная
чаша, княжество их богато и славно. А что князь Адалет нравом крут,
так то невелика беда. Свёкр дурной что дождь ночной, пошумит и
утихнет. А ты умна будь: знай помалкивай, очи долу опускай, а сама
во всём мужа своего держись, так и станешь в дому полной
хозяйкой.
В ответ княжна только вздохнула ещё горше. Стина нахмурилась,
спросила тревожно:
— Чего вздыхаешь? Уж не простыла ли?
— Нет, я здорова. Только грустно мне очень. И ухокрыл нынче снова
пел*****.
— Ах он окаянец, горлодёр проклятущий! — возмутилась старуха. —
Завёл же твой батюшка себе забаву! Одни хлопоты от энтого зверинцу:
вонь, вопёж да кормам перевод. И тебе, душенька, никакого
покою.
Говоря всё это, нянька уложила волосы своей воспитанницы в
нетугую косу, развязала на девушке тканый поясок, сняла с неё
дорогой, нарядный запон и принялась распускать шнурки на вышитых
нарукавьях. Привычно подчиняясь порядку вечернего переоблачения,
княжна стояла неподвижно.
— Ах, нянюшка, не в том дело. Мне даже нравится, как он поёт. Но
знаешь, и жаль его, бедолагу. Он ведь мучается и тоскует в клетке.
Вот и я так же. Почему всем другим девушкам можно петь, веселиться,
танцевать у костра в Щедрец, выбрать милого себе по сердцу, а мне
нельзя ничего? Даже просто постоять у окошка и то нельзя.
Стина недовольно покачала головой.
— Ясочка моя ненаглядная, к чему все эти зубоскальства и бесстыжие
плясы? Простецы пускай себе тешатся, а княжна и без того завидная
невеста. К тому ж ты у нас уже сговорённая, тебе себя блюсти надо.
Вот выйдешь за княжича Идриса…
— И окажусь навек запертой в чужом тереме, как батюшкин
ухокрыл.
По щеке девушки медленно покатилась слеза. Нянька торопливо отёрла
её платочком.
— Ну, полно, не плачь, глазки опухнут. Тебе, душенька, завтра перед
гостями надо такую красу явить, чтоб кравотынцы все зажмурились и
рты пораззявили, а ты щёчки слезами портишь.
— Кравотынцам до моей красы дела нет. Князь Адалет не сына женит,
заложницу в дом берёт, чтоб по границе с Приоградьем был мир, и
никто ему в спину не ударил, пока он с полянами грызётся.