— На что ты готов ради веры, мой
мальчик? — Падре смотрел на него с выражением благоговения, сквозь
которое прорвалось плохо скрываемое нетерпение. — Дамиан, в чем
дело?
Он почувствовал, как у него защипало в
глазах, как горячий щекочущий на морозе след протянулся по щеке.
Что-то капнуло ему на ладонь.
— На все, Падре, — ответил Дамиан,
борясь с дрожащими замерзшими губами и окоченевшими
пальцами.
Он с трудом разжал их и бросил факел в
очистительный костер своей матери.
*
Мороз ужалил его заслезившиеся глаза,
а ветер наградил несколькими ледяными пощечинами. Лошадь под
Дамианом переступила с ноги на ногу, и он моргнул, вернувшись
мыслями к настоящему и замешкался, разглядывая суматоху: черные
рясы мелькали по фоне первого снега, зажженные факелы шипели и
плевались огненными искрами, запряженные кони всхрапывали, тяжелые
цепи гремели, металлическая клетка лязгнула, словно заскулившая
собака, получившая хорошую трепку.
Спешившись, Дамиан передал повод в
руки подбежавшего щуплого конюшего мальчика и оглянулся в поисках
старосты деревни. Того как раз выволокли из дальней хижины —
вырывающегося и бранившегося на всю улицу. Домашний халат
распахнулся, обнажив волосатое пузо и скукожившийся от холода
отросток. Босые ноги раскраснелись, оставляя на снегу длинные
полосы следов: будто свинью на убой тащили.
— Отпустите, лилитские псы! — верещал
он угрожающе, брызгая слюной. — Куда вы меня ведете?!
Деревня всполошилась: из дверных
проемов повысыпали дети, за ними стали высовываться из окон мамаши
в ночных чепчиках. Когда старосту дотащили до Дамиана и швырнули
ему в ноги, деревенское мужичье продрало глаза от вечерних попоек и
сгрудилось кольцом вокруг незваных гостей.
— Да вы знаете, кто я такой?! —
староста попытался гордо встать, но тяжелый сапог конвоира двинул
его в спину, и жирдяй снова завалился в снег.
— Разумеется, я знаю. — Дамиан завел
руки назад, подражая беспристрастной позе своего наставника, и
продолжил. — Неужели вы думаете, что мы имеем привычку вытаскивать
из постелей шлюх всех без разбора?
— Да как вы смеете! — взревел
староста. — Вы меня с кем-то спутали! Я чту законы Князя мира сего!
Вы, храмовники, совсем из ума выжили!
Дамиану даже не пришлось открывать рта
— сапог стража вновь прилетел ровнехонько по печени. Староста
взвизгнул и скрючился, обнимая себя руками. Из его рта вырывалось
сердитое шипение. Дамиан обвел взглядом деревенских жителей.
Мужики, кто с похмелья, кто — пьяные вдрызг, нахохлились, точно
индюки, хмурились и зажимали кулаки. Он с легкостью читал по их
лицам: старост по обыкновению не жалуют, но своих в обиду пришлым
не дают. Коли набедокурил — так и пусть ответ держит перед своими.
Гневный ропот рождался в круге, как злобный рык — в пасти
ощерившегося пса. Да только не по зубам им был храмовый
волк.
