Густой дым от городских боёв уходил в весеннее небо. В
западном направлении неслись бесконечным перестуком поезда, набитые
как гражданскими, так и военными. Они ещё нанялись
спастись.
Понимая, что война проиграна и они обречены часть из тех,
кто проклял фюрера и бросил оружие переодевшись в гражданское
выбирались в зону, где дислоцировались американские войска. Веры,
что советские солдаты оставят им жизнь, не было никакой. Война
заканчивалась здесь в Богемии, где в последних кровавых судорогах
билась фашистская Германия.
Яркое пламя костра выхватывало из темноты лица людей,
сидевших вокруг него. Их было трое. И все они были в черных шинелях
власовской армии. Никто из них до этого вечера на окраине Праги не
был знаком. Просто так получилось, в суматохе последних боёв
разрозненные части русской армии, рвались, так же как и немцы, кто
куда - испытывая свою удачу.
Тот что был постарше с выбитым глазом и подпаленными усами
был Градовым Егором Кузьмичом, он был идеологическим врагом
большевизма. В двадцатом году он вместе с армией Врангеля бежал в
Галлиполи, а дальше РОВС и как следствие РОА.
Другой, чуть моложе, кучерявый, ясноглазый блондин,
именовавшийся Мишелем, совсем пацаном. Он никогда не был в России,
но тем не менее свято желал освободить её от большевиков. Его
родители в девятнадцатом году эмигрировали в Париж, однако так же,
как и Градов, да и многие другие представители бывших русских, не
простили большевикам своей слабости, да и себе тоже, поэтому и
растили таких вот Мишелей.
Третьим был Михаил Садчин, он как раз попал в
освободительную армию Власова не по идейным убеждениям. В августе
1941 года не вышел из киевского котла. Плен. Лагерь, голод. Да и
кто тогда мог знать, как война эта обернётся, ведь немецкая
пропаганда во всю трубила, что вот-вот бравые Гансы войдут в
Москву, а это не совсем противоречило тому, что видел Михаил на
поле боя. Конечно он не ангел, не святой, крови на его руках
хватало. Он был карателем до того, как вступил в части
РОА.
И вот трое русских мужчин сидели и смотрели на огонь. На
окраине последнего поля боя, которое должно было развернулось здесь
в Праге, где ещё оставались верные фюреру эсэсовские
соединения.
Градов вскрыл ножом последнюю банку консервированного мяса
и подогрев её на огне пустил по кругу. У Мишеля оставалась пачка
галет, а у Садчина немного водки, которую он вытащил из вещмешка
убитого им в рукопашной красноармейца.
