Лет от Рождества Христова 1765.
Двое крестьян, отряженных на охоту, вернулись спустя полчаса. И
мало того, что ни с чем, так еще и изрядно напуганные. Не по своим
следам даже шли, а прямо по сугробам впопыхах отступали и как из-за
деревьев показались, все отдышаться не могли. А сами в снегу все,
от валенок до макушки, будто не за зверем шли, а с горок
катались.
- Что с пустыми руками, жрать перехотелось? – Еще издали
окрикнул их атаман, а трое его подельников, один другого
безобразнее, довольно заржали. – Неужто медведя потревожили,
божевольные? Диву даюсь, и как барин ваш дармоедов таких до сих пор
всех не перевешал.
Бандиты с размахом устроились подле большого костра, заняв
центральную часть пригорка. Над огнем коптились сочные свиные ножки
и в жадное пламя то и дело стекали янтарные капли жира. Слабый же
ветерок, хоть и не в силах был разгуляться в лесной чаще, но далеко
по округе разносил аромат уже подрумянивающегося мяса, от чего у
горе-охотников в животах заурчало, а рот сам собой наполнился
слюнями. Бандиты же больше на вино налегали. Третий день лагерем
стояли, а они знай себе пили не просыхая.
На пьяну голову известно человеку лихому и сам черт не страшен.
Да и страшиться здесь кроме зверья было некого, лагерь разбили на
барской земле, по его же барина указке, да еще и в лесу по зиме.
Если вдруг случись полк армейский пройдет или полицейские отрядом,
так разве что внизу по дороге, а от нее до поросшего деревьями
пригорка добрых полверсты. До селенья же ближайшего версты три не
меньше, и то если по прямой.
Главарь хоть и молод лицом был, но смугл, да обветрен, и
вдобавок волосами зарос словно леший. Глаза острые и злые, что у
кота лесного, нос ястребиный, да щеки красные на морозе, а больше
из-под волос и не видать ничего. Люди же его и рожи такие, что
клейма ставить негде, так еще у одного шрам через все лицо, у
второго вместо левого глаза дыра зияет, да зубов дай бог половина,
у третьего, старика почти, пальцев на правой руке не достает.
Крестьяне меж собой сразу решили, что ремесло разбойничье дело не
легкое и честный труд иной раз спокойней будет. Главарю
неповиновение показывать не смели, зато приказчика по чем свет
крыли, который их и отрядил купцов сторожить.
По мимо тех двоих, что на охоту ходили, еще полдюжины крестьян в
штопаных тулупах, ютились у отдельного костра поодаль. Сбились к
друг дружке, чтоб не околеть совсем, а сами таращились во все глаза
на вернувшихся, кто растеряно, а кто и недобро. Оно и понятно,
голод не тетка. Ружьишко то атаман только на третий день выдать
соизволил, когда они его уже чуть не на коленях умолять стали.
