Несмотря на то, что месяц Летнего Перелома уже закончился, пусть
и едва, и технически лето уже наступило, никто из обитателей южной
границы Федерации Дариид не назвал бы эту погоду тёплой.
По утрам траву частенько укрывал иней, а на улицу приходилось
выходить, накинув пальто или хотя бы парку. К полудню, к пяти-шести
часам, поднявшееся солнце успевало прогреть воздух, но даже ярким и
тёплым лучам Эритаада не удавалось до конца выгнать из земли
промозглую сырость. Особенно, если эта земля находилась в лесу, а
солнечному свету препятствовали густые кроны деревьев.
Пробивающееся сквозь кроны солнце украшало влажную траву на
одной из полян причудливыми тенями, которые, стоило подуть
достаточно сильному ветру, начинали шевелиться, словно живые. Капли
росы, покрывавшие стебли травы, в лучах солнца вспыхивали, словно
магические кристаллы, преломляя сияние светила и сверкая радужными
искрами. Но настоящую нереальность происходящему добавляли совсем
другие искры — голубые. Эти искры зависли посреди поляны, формируя
собой очертания идеального эллипса. И даже если их мерцание можно
было принять за природное явление, то в последовавшей за этим
вспышке любой более-менее образованный или повидавший мир человек
мигом опознал бы открытие пространственного портала.
Словно ряска на поверхности пруда, в который бросили камень,
искры колыхнулись, усилили сияние и перестроились, очерчивая края
эллипса голубым свечением. Одновременно содержимое эллипса
изменилось, словно открывая окно в другое место — просторное ярко
освещённое помещение с высокими потолками. Сквозь открывшееся окно
на поляну ступил человек.
В мире Итшес построение предположений о возрасте никогда не
являлось благодарным занятием. Двое разных людей, родившихся в один
день, через сотню лет могли выглядеть совершенно по-разному: тот,
кто своей стезёй выбрал путь магии, мог показаться двадцатилетним
юношей, ну а тот, кто не прилагал особого усердия, не трудился,
увеличивая объём и контроль элир — запросто сойти за отца или даже
деда первого. Мужчина, появившейся на поляне, был стар и толст. Его
тело давным-давно преступило пределы определения «тучный», да и
«телом» могло назваться лишь в качестве проявления вежливости.
Человек попроще и погрубее непременно назвал бы такое «тушей».
