Нельзя начать жизнь сначала, но её
можно продолжить по-другому.
Карета тряслась и грохотала по булыжникам, которыми была
выложена дорога к новому дому Марины. Барон Гартис сказал, что они
уже подъезжают, и усталость, что накопилась за долгий путь
отступила, сменившись волнением. Казалось, сама душа девушки
трепетала и дребезжала, как этот старый экипаж.
Марина уставилась в окно, но в наступивших сумерках мало что
могла разглядеть. Обступившие подъездную дорогу деревья казались
тёмной единой массой, где сквозь ещё негустую листву лишь кое-где
просвечивало небо с начавшими проступать на нём первыми
звёздами.
Но вот дорога сделала поворот и на невысоком холме открылся
большой и немного нелепый дом. Он казался склеенным из нескольких
разнородных частей: сложенный из серых камней донжон низкой
пристройкой с узкими маленькими окнами соединялся с квадратом
трёхэтажного здания с колоннами и лепниной. Рядом с этим парадным
сооружением теснились хозяйственные пристройки и два двухэтажных
флигеля, похожие на старые стенные башни, сложенные из того же
серого камня, что и донжон.
Светилось во всём большом здании лишь несколько окон, от того
оно выглядело немного мрачно и заброшенно.
– Такое ощущение, что нас здесь не ждут, – вырвалось у
Марины.
– Да, они ждут нас завтра. На последних перегонах нам повезло с
лошадьми и мы ехали быстрее, чем обычно, – согласился барон. – Я не
стал их предупреждать, мало ли. Начнись дождь, и мы застряли бы в
Рурхе. Но нам повезло.
Похоже, барон тоже был немного взволнован возвращением домой,
так как разговорился. Обычно он не считал нужным что-то пояснять
Марине. Вообще, он почти с ней не разговаривал, предпочитая
передавать свои распоряжения для неё через Хлою.
Иногда Марине казалось, что барон просто не знает как себя с ней
вести. Точнее, в начале пути, когда они только выехали из обители
Ока Рора, всё его общение с Мариной сводилось к отдаче команд, и
все попытки девушки узнать хоть что-то о своём будущем, о бароне и
семье, куда ей предстояло войти, им игнорировались. Он всегда с
таким удивлением смотрел на неё, когда она пыталась задавать ему
вопросы, не относящиеся напрямую к текущему моменту.
На такие вопросы, как “Будет ли он пить чай” или “когда привал”,
он отвечал вежливо, хотя и холодно. Но стило Марине попытаться
заговорить о чём-то личном, как барон Гартис или резко обрывал её,
или делал вид, что не слышит, глядя с таким выражением, словно с
ним заговорила табуретка. Так что Марина отступилась, решив
ограничится наблюдениями. Она решила, что если заметит проявления
жестокости, то в Обители-на-Карати попросит совета у аббатисы.
