— Что это? — спрашиваю я, протягивая Адаму телефон. Голос звучит неожиданно твёрдо, хотя внутри всё дрожит. Он бросает на экран ленивый взгляд.
— Смс, — отвечает безразлично.
— Я вижу, что смс. “Спасибо за телефон, даже мечтать не могла, что получу его ещё до начала продаж”? — слова вырываются почти шёпотом. Глаза жгут, но слёзы я сдерживаю. — Что это значит?
— Значит, понравился, — Адам пожимает плечами и возвращается к своей тарелке, словно ничего не произошло.
— А мне? — спрашиваю резко. — Чего мне-то не купил? Мой телефон уже три года виснет, аккумулятор не держит. Ты же знаешь, как он меня бесит!
— Ты знаешь, что я тебе даю деньги, — отмахивается он, даже не глядя. — Можешь пойти и купить себе всё, что захочешь.
От этих слов у меня внутри что-то переворачивается. Пойти и купить себе? Разве я когда-нибудь тратила на себя? За последние двадцать лет все деньги уходили на детей, на дом, на его мать, на его отца. Я даже не помню, когда последний раз думала о себе.
— Не мог ты сам мне купить? — спрашиваю я уже тише.
— Ну вот, началось, — тяжело вздыхает он. — Марьям, перестань. Я же для тебя всё делаю. Дом, деньги. Чего тебе не хватает?
— Не хватает, чтобы ты обо мне подумал, — отвечаю я срывающимся голосом. — Хотя бы раз.
Он молчит. И я снова одна с этой пустотой внутри.
Я ставлю тарелки в раковину, когда он вдруг говорит:
— Марьям, мне нужно с тобой поговорить.
— Говори, — отвечаю без особого интереса. Всё равно это будет что-то о работе или его матери.
— Я решил жениться.
Моя рука зависает в воздухе, и тарелка чуть не падает.
— Ч-что? — я поворачиваюсь к нему. Внутри всё будто замерло, даже воздух вокруг кажется тяжёлым.
— Я мужчина, — отвечает он, словно речь идёт о чём-то обыденном. — Мне это дозволено.
— Жениться? Ты собираешься жениться? — повторяю я, не веря своим ушам. — Зачем? У тебя есть я.
— Это моё право, — спокойно объясняет он, как будто говорит о погоде. — Мужчине разрешено иметь до четырёх жён. А я, как видишь, беру всего лишь вторую.
Всего лишь вторую.
— Ты серьёзно? — мой голос звучит хрипло.
— Конечно, — он смотрит на меня, как на упрямого ребёнка, который никак не может понять очевидное. — Я обеспечиваю тебя, детей, всю семью. Всё останется как есть. Твоя жизнь никак не изменится.
— Как это — никак не изменится? — голос срывается, я уже не могу держать эту боль внутри. — Ты приводишь в нашу жизнь другую женщину!
