— Кровь! — Дени радостно шлёпнула ладошкой по жидкой грязи. —
Кровь!
— Принцессы Таргариен не возятся в грязи, — напомнил он. — Они
блюдут себя в чистоте души и тела. — В отличие от королей,
очевидно.
— Блюдут! — слово Дени явно очень понравилось, потому что она
повторила его несколько раз. Визерис подозревал, почему, — это не
первый раз, когда они ночевали в портовом районе — но предпочитал
об этом не задумываться.
— А Узурпатор страшный?
— Очень.
— У него большие глаза?
— Большие. Они горят синим пла-аменем, — он подавил зевок.
Спать в грязи никуда не годилось, но снять комнату в таверне
было не на что, а опуститься до зарабатывания денег... нет, он
всё-таки король. Значит, пришлось бы продавать что-то из маминых
вещей, а их и без того немного осталось.
Именно в тот момент, когда Визерис пытался одновременно заснуть,
не заснуть и поведать сестре об ужасности Узурпатора (постепенно
образ чёрного жуткого зверя с синими глазами и ледяным дыханием
вставал у него перед глазами как живой), Семеро послали ему глас
свыше.
Глас раздался из-за стенки.
— ...и в замке лорда Старка никогда не бывает холодно, ва-аще
никогда! Потому шо там дракон! — сказал голос.
Волшебное слово «дракон» заставило его вмиг сбросить путы сна и
прислушаться. В таверне, это было в таверне — там спорили моряки,
как это часто бывает, выясняя, чей господин лучше. Один служил
лорду Мандерли, двое других были с Сестёр... слёзы навернулись на
глаза сами собой, просто от звуков родного языка, от названий,
которые живо вызывали в памяти Расписной Стол, и Драконий Камень, и
маму...
— Братик не должен плакать. Братик Таргариен, — шлёпнула его по
щеке Дени.
Моряк из Белой Гавани продолжал превозносить достоинства своего
лорда — Эддарда Старка, верного пса и лучшего друга Узурпатора. И
может быть, дело было в упоминании дракона, может быть, в
недостатке сна или воле богов — а может быть во всём сразу, но
Визерису в голову пришла восхитительная идея.
Он обожал восхитительные идеи.
— Дени, — решительно сказал он, — мне нужно твоё исподнее.
Мамины драгоценности Визерис хранил зашитыми в исподнее сестры.
Он считал, что это последнее, где будут копаться воры: его исподнее
может быть, но не пятилетнего ребёнка, который ещё не научился
ходить по нужде только в специальном месте и оголив зад. Даже у
воров есть известная мера брезгливости.