Громкий голос глашатая разносился над площадью.
- Императрица Лоан из рода Гу, запятнавшая себя супружеской
изменой, приговаривается к смертной казни. Вместе с ней
приговаривается к смерти рожденный ею сын. Дитя измены не может
стать наследным принцем великой династии. Злые корни должны быть
отсечены…
Лоан поверить не могла, что слышит это, казалось, она спит и
видит сон.
Но достаточно было посмотреть в холодные глаза мужа и
торжествующие его новой наложницы, так и льнувшей к его руке, на
вельмож у трона, становилось ясно. Это не сон.
Глашатай цзай закончил зачитывать приказ, свернул золотой свиток
с киноварными императорскими печатями и выкрикнул:
- Выкажите уважение!
Вся площадь опустилась на колени.
Осужденная на смерть императрица Лоан не склонила головы.
***
Три часа спустя.
***
Тюремный коридор был полон, на каждом шагу стража. Сотник байху
прохаживался вдоль решетки, отгораживавшей камеру, в которой была
заперта женщина с маленьким ребенком. Беготня, шум, бряцание
оружия, голоса…
Ничто не могло отвлечь узницу. Она писала письмо.
Следовало осторожно подбирать слова. Послание прежде прочтет
цензор, потом оно попадет в руки наложницы мужа, и только после
этого, может быть, на него мельком глянет он сам. Но это не имело
значения, в письме не было ни упреков, ни просьб о помиловании.
Еще вчера она была императрицей Лоан, коронованной по воле
небес. Сегодня ее обвинили в супружеской измене. Донос был ложный,
состряпанный каким-то недоучкой чжушэн, едва получившим низшую
ученую степень на экзаменах. Но кого волнует, если есть воля
императора, решившего избавиться от жены, мешавшей его счастью с
новой наложницей?
А теперь приговор оглашен, казнь состоится на рассвете.
Лоан готова была принять свою судьбу. Но вместе с ней
муж-изменник приказал казнить и ее сына, наследного принца. Этого
Лоан допустить не могла.
Что сделает мать, чтобы спасти своего ребенка?
Она пойдет на все, даже на крайнюю меру
Осужденной на казнь позволялось увидеться с кем-то из семьи,
чтобы проститься. Лоан пожелала увидеть старую няню. Письмо было
адресовано ей.
Закончив писать, женщина отложила кисть и еще раз внимательно
перечитала написанное. Потом свернула тонкий лист рисовой бумаги и
положила в специальный футляр. С этого момента счет пошел на
минуты.
По знаку сотника в камеру тотчас же вошли два стражника, один
забрал футляр, другой письменные принадлежности. А императрица села
на край невысокого тюремного топчана, на котором спал ее маленький
сын, и с тех пор даже не пошевелилась.
