Читать Настольная книга принцессы - Елена Ахметова

Хотелось бы мне оставить в дневнике какую-нибудь драматическую последнюю запись. «Король повелел утопить меня с соблюдением всех положенных храмом ритуалов по обвинению в ведовстве. Моя казнь назначена на утро седьмого дня месяца квинтилиса, и я уже слышу шаги палача».

Как обычно, фантазии разбились о жестокую реальность. В моей камере было слишком темно, чтобы писать, никакого дневника я не вела, какой сейчас день – понятия не имела. Ко всему прочему, палач не спешил исполнить свой долг, а торчал этажом выше и жаловался тюремщикам на бессовестное повышение цен на веревки. А ведь веревки – дело такое: связал узника один раз – и в расход. С утопленника уже не снимешь, с сожженного – и подавно, а казнь через повешение нынче не в почете.

Я бы даже посочувствовала, если бы не торопилась поскорее убраться из подвала. Тюрьма Фоссе Миде располагалась в Соломенной лагуне, так близко к прибою, как только позволял неверный берег. Нижний уровень камер во время высокой воды то и дело затапливало полностью, и держали здесь только смертников да тех, кого было нельзя немедленно казнить по закону, но очень хотелось.

Себя я уверенно относила к первой категории. Не то чтобы кто-то потрудился озвучить мне обвинения или подробно объяснить, почему я здесь оказалась: тюремщики не слишком-то горели желанием развлекать беседами узников с нижнего уровня – как и спускаться сюда. Я не могла их винить (хотя и очень хотелось). Но чего еще следовало ждать, если уже три корабля затонули, едва выйдя из гавани? Конечно же, виновата ведьма!

Я не надеялась, что мне позволят объясниться, но вот пытки смертельной скукой и вообразить не могла.

– Эй, там, наверху! Надеетесь, что я здесь от старости помру, и на веревках сэкономить удастся?!

Оживленный диалог, успевший перескочить с роста цен на веревки на бессовестных купцов, прервался. Несколько мгновений в тюрьме царила озадаченная тишина.

– А ты очень торопишься? – первым опомнился палач, и я наконец-то и правда услышала его шаги.

Неспешные и осторожные. Даже слишком.

Зато он принес с собой фонарь – безо всяких створок, такой яркий, что озарил весь коридор, безжалостно выхватывая из милосердного сумрака черный камень стен, покрытый какой-то слизью. Ступени тоже успели ею порасти – оттого палач и шел так медленно, опасаясь оступиться и попасть ко мне куда быстрее, чем собирался.