– Ну, вставай, торопыга, – велел он и
загремел ключами. Фонарь озарил и огромную неуклюжую связку, и
переброшенный через плечо холщовый мешок, и цеховое клеймо на
предплечье.
За мной прислали ни много ни мало
храмового палача, и сопротивления с моей стороны он явно не
опасался, хоть и соблюдал все меры предосторожности: на его шее
болтался медный амулет с изображением штормовой волны, а голову
полностью скрывал кожаный колпак с прорезью для глаз. Но это было
скорее формальностью. Много ли я могла противопоставить, если сама
не помнила, когда последний раз мне приносили пресную воду?
У меня и встать-то не получилось.
Палач сам шагнул в камеру, чтобы связать мне руки грубой веревкой,
и вздохнул так тяжело, что мне, видимо, следовало устыдиться из-за
перерасхода ценного материала. Увы, проблесков совести ведьме не
полагалось, а вот прочный двойной узел – очень даже. За него палач
и вздернул меня на ноги, так и не притронувшись и пальцем.
Осторожный. Опытный.
Кажется, те, кто его прислал, все еще
боялись меня. А вот сам он искренне не понимал, почему выбор
остановили на нем, но добросовестно выполнял все инструкции.
– Даже не спросишь, та ли я, за кем
тебя прислали? – хрипло поинтересовалась я.
Палач не ответил – молча потянул за
веревку, вынуждая переставлять ноги и не слишком беспокоясь о том,
чтобы я не упала. А вопрос быстро перешел в разряд дурацких.
В свете фонаря стало ясно видно, что
нижний уровень пустует. Я была единственной, кого запрятали так
глубоко.
Со мной палач больше не заговаривал.
Отчитался перед сонным тюремщиком этажом выше, что уже не вернется,
да равнодушно расписался в толстой амбарной книге, которую ему
подсунул стражник на выходе.
Я поймала себя на том, что наблюдаю
за каждым движением жадно и внимательно, как деревенский мальчишка
– за цирковыми акробатами. Истосковавшийся по хоть каким-то
зрелищам ум не давал сосредоточиться на мыслях, целиком
погрузившись в новые впечатления.
Палач шагал уверенно и мерно.
Холщовый мешок на его плече ритмично покачивался: внутри было
что-то тяжелое. Не настолько, чтобы доставлять неудобство
натренированному человеку, но все же достаточно увесистое.
А над лагуной собрались сизые облака.
Под редкими просветами вода казалась темно-бирюзовой, но это только
оттеняло черную глубину вокруг. Соломенная лагуна была куда
коварнее, чем казалось на первый взгляд: течение здесь
закручивалось смертельной спиралью – невидимой с поверхности, но
печально известной среди местных жителей. Потому-то никто не строил
дома прямо над волнами, как в богатых районах, и никто не нырял ни
за жемчугом, ни за драгоценными водорослями, из которых делали
краситель для синих купеческих одежд. Единственный пирс рассекал
лагуну узкой стрелой; местные рыбачили прямо с него, не рискуя
спускать лодки на воду, и от старости и частого использования
скользкий настил скрипел и опасно прогибался под ногами. В зазорах
между досками виднелась густая, подвижная темнота, рассеченная лишь
белесыми гребешками волн.