Самолет пошел на снижение, и стюард легонько коснулся ее
плеча.
Сначала Юла хотела покрепче зажмуриться, делая вид, что спит,
чтобы ее не трогали, но поняла, что это было глупо. В их самолете
никто не спал, потому что с бортом были какие-то неполадки и уже
больше часа они кружили над Шереметьево, выжигая керосин.
Про керосин ей рассказала соседка: не в меру говорливая мадам
неопределенного возраста. Мадам паниковала, обмахивалась
инструкцией по поведению в нештатных ситуациях и то и дело вызывала
стюарда, чтобы задать один и тот же вопрос: точно ли мы не падаем и
если падаем, то почему так долго.
Юла поначалу смотрела в иллюминатор на огоньки, а потом сделала
вид, что спит, лишь бы от нее отстали. Дама не преминула
поинтересоваться, почему она так спокойна.
«Да потому что!» — хотелось заорать в ответ, но Юла только
пожала плечами и ответила:
— Ну разобьемся, и что с того?
В ответ услышала целую лекцию о том, что она такая молоденькая и
красивая, но такая еще дурочка.
Последнее слово заставило скрипнуть зубами.
— Юленька, ты еще такая дурочка, — с мерзкой добренькой
улыбочкой то и дело повторяла ее новоиспеченная мачеха.
Смешно сказать, Юле вот-вот должно было исполниться
девятнадцать, а ее «новой маме» было двадцать три. И из них двоих
именно она считалась «еще такой дурочкой». И ведь не только сама
«мамочка» так считала, но и отец.
Юла достала из сумочки телефон и, включив камеру, направила ее
на иллюминатор. Соседка, к счастью, от нее отстала, переключившись
на проходившего мимо стюарда.
Боялась ли Юла разбиться? Да ей было, признаться, все равно. В
голове, конечно, всплыли мысли об отце, который, может быть, хоть в
этом случае что-нибудь бы понял, а потом там прозвучал бабушкин
голос: «Юленька, девочка моя, твой отец прекрасно все понимает.
Просто наличие штанов и буковок «муж» в паспорте, увы, не делает
человека мужчиной».
Юла невольно улыбнулась. По бабуле она соскучилась до смерти.
Предстоящая встреча была единственным, что радовало ее в
необходимости возвращаться в Москву. Юла не хотела возвращаться
туда, где ей было плохо. Вот только в солнечной Калифорнии было
точно так же, как и в холодной Москве, потому что, как любила
повторять бабуля, «куда бы ты ни ехал, везде берешь с собой
себя».
— У тебя камера выключилась, — неожиданно сказала соседка.
