От инвалида разило протухшим потом и мочой. Бедняга сидел на
лавочке в осеннем парке, скрючившись и хныкая. Лицо в гнойных
чирьях – живого места нет. Жировой горб на спине стянул на себя всю
куртку, и её было невозможно застегнуть. Инвалида страшно искорёжил
недуг. Впалая грудь; пузо, свесившееся через джинсы; левой руки нет
по локоть – культя торчала из завёрнутого рукава, как бы напоказ,
ради новой милостыни; пальцы на правой ладони были настолько
корявы, что едва смогли удержать пятитысячную купюру, просунутую
сжалившимся над калекой Константином.
Уродец взглянул на Константина. Глаз его был покрыт бельмом, но
калека ещё не ослеп окончательно, если уж удивился щедрой подачке.
Шмыгнул соплями, проглотив их, да шепеляво поблагодарил. Костя же
замер. Он поражался, насколько кошмарные уродства существуют в этом
ужасном мире. И думал про себя, что культя на левой руке калеки не
похожа на обрубок ранения. Но так же было не похоже, что этот
человек родился таким. Такое чувство, будто бедняга лишился руки в
ходе некой страшной болезни, ибо рука его раньше явно была хорошо
сформирована, но при этом на культе не имелось характерной полоски
кожи, оставляемой медиками после ампутации для того, чтобы накинуть
её на кость и зашить…
Костя с усилием вырвал себя из этих дурацких размышлений – они
тянули его обратно. Туда.
Он пожелал бедняге удачи, поднял с земли тяжёлые сумки и
продолжил путь. Инвалид же что-то вякнул вслед. Кажется, он
посоветовал быть осторожнее: не поддаваться соблазнам, как бы те не
заманивали. Иначе, мол, можно сделаться таким же.
Точно, подумал Костя, может этот бедняга – бывший наркоман? Вот
его и согнуло так, вот он и сгнил…
Городок посерел ещё сильней: лохматые трубы теплотрасс, старые
дороги с выбоинами в асфальте, серые пятиэтажки с умирающими
дворами, и двухэтажные деревянные дома-бараки, полные тараканов и
алкашей… Костя последний раз был в родном Каменске очень давно, и
почти ничего не изменилось с тех пор. Он только что приехал на
электричке, спустя несколько дней в пути. Дело едва перевалило за
полдень, а значит дома ещё никого не было: сестра в школе, а
младший брат – на работе. Свои же ключи от родительского дома
Константин давно потерял.
Хотел сесть на автобус. Даже шагнул в раскрывшиеся двери. Но
увидел большую толпу внутри. Передумал, отшагнул. Лучше уж пешком.
Хорошо, что городок небольшой – на тысяч сорок всего, но и пешком
идти оказалось тоже неспокойно. Тихо как-то, настораживающе. Будто
вот-вот что-нибудь случится. Держал одну из сумок открытой – не то,
чтобы на всякий случай, но ради внутреннего умиротворения.
