Читать Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья. - Алексей Хренов

24 мая 1937 года. Аэродром Лос-Альказарес, 20 километров до Картахены.

Приземлившись на аэродроме и едва зарулив на свою стоянку, Лёха пулей выпрыгнул из самолёта и рванул к стоянке приземлившихся И-пятнадцатых. Так быстро этот обычно неторопливый лётчик ещё никогда не бегал — триста метров пролетели, как миг.

Первый из пилотов приземлившихся истребителей, начал что-то объяснять, шагая навстречу Лёхе. Но тот, не слушая, со всей молодой дури влепил ему кулаком в челюсть. Лётчик в шлеме вздрогнул, глаза его собрались в кучку, он вбрыкнул ногами и буквально улетел куда то под крыло истребителя.

Лёха, кипя от ярости, уже мчался ко второму самолёту. Его пилот, увидев совершенно побелевшего Лёху, несущегося на всех парах, как межконтинентальный экспресс, что то крича, бросился прочь, не дожидаясь дальнейших объяснений. Потом набежавшие лётчики, техники и просто оказавшийся рядом люд пытались оттащить Лёху от пилота истребителя.

Через какое-то время, вернувшись к своему самолёту, Лёха достал здоровенную бутыль местного самогона, забрался на лавочку над обрывом к морю и стал пить. Сначала молча, потом тихо ворча, а потом уже вслух, будто Кузьмич был рядом. В какой то момент Лёха стал сам с собой говорить в слух, обращаясь к исчезнувшему Кузьмичу, вспоминая их приключения, иногда со слезами извиняясь, если он был не прав…

Будучи устремленным вдаль, его взгляд почти не фокусировался на окружающих предметах, правая рука машинально нашаривала бутылку и он отпивал крепкий напиток прямо из горла, почти не чувствуя вкуса.

— Прости меня, Кузьмич! Ты был, наверное, моим лучшим другом! — проговорил Лёха со слезами, глядя куда-то вдаль, не видя ни моря, ни горизонта.

Рука, машинально шаря по лавочке, снова нащупала бутыль, и Лёха отпил ещё. Однако, потянувшись за пузырём в очередной раз, рука цапнула пустоту. Его взгляд попытался сфокусироваться на месте, где только что стояла бутылка, и Лёха увидел как чья то волосатая лапа опрокидывает её в горло какому то лохматому и усатому чудищу.

— Ах ты! Отдай! — крикнул Лёха и встал, пошатнулся и попробовал отобрать бутылку, сделав несколько махов руками.

— Вот! А говорил — друг! А сам в одно рыло ханку трескаешь! — раздался знакомый и почти родной, ворчливый голос из недр «лохмадавчика».

— Кузьмич?! Мне пока рано в рай! Мне сихроно... синхрата... синхра... фаза... трахатель... строить ещё надо!