В курной избе всё было нараспашку — окна, двери и даже лаз в
погреб, но это не помогало. Жарко было, не по летнему душно и от
того зноя вся приказная строка вот уж который день пряталась в
самых укромных местах. Все, кроме Истомы.
Подьячий, Истома Пашков, был не таков и стойко терпел выпавшее
на его долю тяжкое испытание. Разоблачившись до подрясника, он кис
на привычном ему рабочем месте за писчим столом, силясь снискать
себе расположение от начальства. За трудами маялся, потел,
непотребно чесался и каждый час требовал себе крынку с холодным
квасом, но места не покидал. Все-то другие, по-разбежались, а он
при деле вот, трудится, старается, бумаги перебеляет. Вот уж дьяк,
дядюшко Никифор Егорыч, опосля обедни придёт, да глядишь и
похвалит. Кого, скажет, за место себя оставлять, когда года
приберут? Ась? А никого исполнительнее Истомушки и не найтить. Вот,
заместо себя и походатайствует, ждать-то недолго уже, пару годков,
да и только. А там ужо он своё крепко возьмёт. Благо есть с кого. С
Верхотурских охотников, скажем, по пятнадцати пудов с каждой
подводы отчёт ведут, а возят по осьмнадцать. Где ещё два пуда? А
вот они, тута, в бумагах. Была бумага и нету. В старой - одно
число, а в новой - другое, поменьше. А за то Никифор Егорыч и
подарки дорогие берёт. Ноют ямские, слёзы горючие льют, а возют
так, что у лошадей хребты на ходу ломаются. Всё потом у них волки
съели, и ну давай сказки сочинять. А кто составляет сказки? Ась?
Истомушка. За каждую лошадку, за каждого охотника и не за-ради
подарков, а уважения для. Заставлять бы их, татей, расписываться в
тех бумагах, да неграмотна ямская слобода, всё за них подьячие
отдувайся. Грех на себя бери. Да придёт время и собирать камни,
будут ужо они, охотники да ротозейники. Сила-то вся в бумагах, уж
такая сила — дамасским клинком не срубить.
Жирная зелёная муха пролетела прямо под носом. Истома отшатнулся
в испуге, хлопнул себя по лицу, отчего нерасторопная тварь угодила
прямо в чернильницу. Поминая про себя Вельзевула, он попытался
извлечь её при помощи гусиного пера, поддел кончиком, но хитрое
животное и тут устроило сраму. В тот момент, когда проносил муху
над столом, он чихнул, да так смачно, что уж верно без бесов не
обошлось. Так чихнул, что и подумать страшно, а бесовская подмога
упала прямо на документы и бессовестно забрызгала чернилами всю
работу. Подьячий ахнул и едва не осрамил собственный рот матерными
словами. Бесы, не иначе, да что же за наказание-то такое! Дядюшка
же вот-вот с проверкой.