Читать Клон. Книга первая - Андрей Снегов

Небо Волда неправдоподобно сочное. Не просто голубое, а насыщенно-синее, почти индиго, словно картинка в детской раскраске, для которой ребенок выбрал самый яркий фломастер. Такого неба на Земле не увидишь — наверное, состав атмосферы отличается.

Это гипертрофированно-синее небо было раздражающе безоблачным, а солнце — нестерпимо знойным. Казалось, что от жары плавится даже песок, и картинка перед глазами расплывалась в горячем мареве, словно голографическая открытка, сгенерированная сверхмощной нейросетью.

Песок под ногами обжигал даже сквозь грубую подошву местной обуви — если это вообще можно было назвать обувью. Скорее, куски потрескавшейся кожи, кое-как привязанные к ступням веревками из высушенных жил. Каждый шаг отдавался болью, но эта боль была ничем по сравнению с тем хаосом, что творился в моей голове.

Два дня. Всего два дня прошло с тех пор, как я очнулся в этом проклятом мире. Два дня, которые перевернули все мое представление о реальности, о возможном и невозможном. Я до сих пор не мог поверить, что Волд — это не сон и не галлюцинация, вызванная травмой головы.

Я стоял на деревенской площади, задрав голову, и тонул в бездонной глубине неба, наслаждаясь кратким мигом свободы. Жалкий сгусток плоти и костей, затерянный между двух противостоящих групп людей. Я словно оказался на съемках исторического блокбастера: с одной стороны площади застыли идеально ровные ряды императорских гвардейцев в до блеска начищенных доспехах, с другой — напуганные селяне в грязных обносках. А между — мы, несколько десятков юношей и девушек.

По случаю прибытия важной шишки, которого все уважительно именовали «Посланником Императора», меня вытащили из подземной тюрьмы, где я провел двое суток, приходя в себя от шока первого знакомства с этим мирком. Подвал был вонючим, сырым и больше походил на выгребную яму, чем на место временного содержания человека. Хотя человеком меня здесь явно не считали.

Эти два дня в подвале были адом. Не из-за физических страданий — хотя голод, жажда и вонь делали свое дело. Настоящим адом было одиночество, помноженное на непонимание происходящего. Я просыпался и засыпал с одной мыслью: это сон, это должен быть сон. Но боль была слишком реальной, запахи — слишком отчетливыми, а страх — слишком всепоглощающим, чтобы все происходящее оказалось порождением моего воображения.