Читать Пятая колонна. Made in USA - Евгений Толстых

Римляне поступали так, как надлежит поступать всем мудрым правителям, то есть думали не только о сегодняшнем дне, но и о завтрашнем и старались всеми силами предотвратить возможные беды, что нетрудно сделать, если вовремя принять необходимые меры, но если дожидаться, пока беда грянет, то никакие меры не помогут, ибо недуг станет неизлечимым.

Здесь происходит то же самое, что с чахоткой: врачи говорят, что вначале эту болезнь трудно распознать, но легко излечить; если же она запущена, то ее легко распознать, но излечить трудно. Так же и в делах государства: если своевременно обнаружить зарождающийся недуг, что дано лишь мудрым правителям, то избавиться от него нетрудно, но если он запущен так, что всякому виден, то никакое снадобье уже не поможет.

…Хочется быть современным. Стараться не отстать хотя бы в лексике от «продвинутых» детей, изъясняющихся на жутком сленге, склеенном из остатков «великого и могучего», густо замешанных на вульгарных американизмах, приправленных малопонятным жаргоном «Всемирной паутины». Когда имя Даль воспринимается как расстояние…

…А ведь надо еще и читать. Хоть что-то, отражающее «дыхание эпохи». В книжных магазинах рябит в глазах от ярких обложек, «засиженных» именами литературных авториц, только вчера ощутивших радость знакомства с букварем (судя по первым строкам «карманных романов» с чуть ли не миллионными тиражами). И неведомой для «инженеров человеческих душ» с Рублевки осталась «Родная речь», не говоря уже о Бианки, Пушкине, Достоевском и Толстом. Некогда читать… некогда… надо писать: издатель торопит, читатель ждет, доллар дорожает…

…Кино, как и прежде, является «важнейшим из всех искусств». Классик не ошибся. И Канны до сих пор помнят 1958-й, «Летят журавли» Калатозова с блистательными Самойловой и Баталовым. Потом Самойлова вспоминала:

«Поначалу во время конкурсного просмотра в зале стояла тишина, никакой реакции. Мы напряглись. Во время сцены проводов Бориса на фронт раздались первые аплодисменты. Потом они вспыхивали уже постоянно: бомбежка, смерть Бориса, мои пробеги. В глазах членов жюри появились слезы, хотя им и не положено проявлять свои чувства. Когда показ завершился, была долгая, долгая овация. Мы поднялись, кланялись. Потом был яркий свет, масса восторженных слов в наш адрес. Нас все время фотографировали, журналисты не давали нам выйти из зала. Интервью следовали одно за другим».