Месть. Месть — вот о чём я думаю
днями и ночами. Уничтожить. Взорвать. Сжечь. Стереть в порошок.
Заставить всю Сибирь говорить по-французски. Войти в Париж и сжечь
его ко всем чертям. Превратить Орлеан в развалины. Устроить в
Парижском соборе казармы, в Реймсском — конюшню, а в аббатстве
Сен-Дени — солдатский бордель. Вырубить все виноградники Шампани,
засыпав их солью. Отдать Нормандию и Гиень обратно англичанам.
Лорды конечно, те еще уроды, но они, по крайней мере, не убивали
мою жену. Разорвать Францию на куски, возродив Бургундию, Аквитанию
и Бретань.
Глядя в глаза окружающих меня людей,
я вижу, — они чувствуют то же самое.
Да, я знаю что никто ни в чём не
виноват. Случайная пуля. Уверен, никто даже не целился в нашу
карету. Всё это так; и всё равно я жажду мести.
Не останавливаясь нигде, в четыре
дня я прибыл в Эфрурт. Холодным январским днём состоялось
погребение моей погибшей супруги. Стылое утро встретило нас
пронизывающим холодом, мелкий снег патиной покрыл комья земли,
выкинутой из свежевырытой могилы. Два батальона
Староингерманландского полка выстроились шеренгами, обнажив головы,
многие солдаты рыдали прямо в строю. Я не плакал — увы, с прошлой
жизни я этого не умею. Никогда бы не подумал, что буду завидовать
тем, кто не утратил способность изливать свое горе в слезах!
В день похорон появился Александр
Васильевич: он верхом прискакал из Калиша. На него было страшно
смотреть. Опущу душераздирающую сцену прощания Александра
Васильевича с единственной дочерью: любое красноречие бессильно
описать его горе. Юный Аркадий всячески поддерживал отца, хотя сам
не мог сдержать слёз.
Подойдя вслед за Суворовым к гробу,
я коснулся ледяных пальцев жены, поцеловал лоб и припорошенные
снегом ресницы. Прощай, моя дорогая! Ты была доброй и верной
супругой, прекрасной любовницей и нежной матерью. Ты ушла, оставив
в сердце пустыню, и лишь два наших сына и незабвенный образ твой
будут хранить твои черты в моей памяти, пока безжалостное время не
доберется и до них… Впрочем, кто знает, вдруг мы ещё свидимся?
Никто ведь не знает, что ждёт его за роковой чертою. Вот я один раз
уже умер, а все равно еще жив…
Глухо застучали комья земли, упавшие
на крышку гроба, прогрохотали ружейные залпы, и Наташа навсегда
осталась в земле Тюрингии.