— ОТЕЦ! НЕТ!
Когда пламя охватило его тело,
Рикард успел подумать о тысяче вещей — о первом снеге в том году, о
том, как Лианна играла в детстве с щенками, представляя себя
королевой лютоволков, о холодных утрах в Винтерфелле, когда он учил
Брандона держать меч... Но боль быстро заглушила все мысли,
превращая их в красное облако агонии.
Боль. Боль затмила его сознание,
вычистив все прочие мысли. Меч давно выпал из обожжённых рук, броня
превратилась в раскалённую клетку.
Его сознание колебалось на грани
бытия, словно осенняя листва на ветру. Каждый вздох давался всё
труднее, будто невидимые руки сжимали его горло. В глазах плясали
черные точки, перемежаясь с багровыми всполохами пламени.
Последнее, что он почувствовал — это запах обгорелого мяса. Его
мяса. Его плоти.
Его.
Он вдруг понял, что проиграл не
только свою жизнь, но и честь своего дома. Старки всегда стояли за
правду и справедливость, а он, последний из них, позволил себя
обмануть. "Безумец..." — эта мысль вертелась в его голове, как
ядовитый червь, выедая последние крупицы сознания.
И вдруг всё кончилось.
Рикард Старк, Хранитель Севера и
лорд Винтерфелла, умер. Сгорел заживо, подожжённый по приказу
безумца на Железном Троне. Безумца, которого он хотел свергнуть, и
который в итоге его переиграл.
Сознание Рикарда очистилось. Темнота
вокруг была мягкой и прохладной, принося облегчение после
невыносимого жара дикого пламени.
Он вдруг с сожалением понял, что
подвёл своих детей. Брандон погибнет. Лианна, сбежавшая с драконьим
принцем, никогда не вернётся домой. Эддард умрёт, пытаясь
отомстить. И Бенджен, малыш Бен, которому и так досталось от него
самого, останется один.
Или не останется вовсе.
Рикард с горечью осознал, что он
подвёл свою стаю. Одинокий волк умирает, стая продолжает жить, но
если этот волк — её вожак, то и стая может погибнуть.
Амбиции всё-таки подвели его.
***
Он не знал, сколько времени ему
уготовано мучиться в этой темноте. Вязкой и липкой, облепившей его
со всех сторон, не дающей дышать и шевелиться. Пусть он был уже
мёртв, пусть лишился жизни там, в проклятой столице южан, но его
боги не могли его оставить здесь, в этой темноте.
Иногда ему казалось, что тьма вокруг
него была живой. Что она двигалась, пульсировала, даже казалась
чуть теплой,, как стылая вода источников Винтерфелла, или мягкой,
как объятия матери в детстве. Порой же она становилась ледяной, как
настоящая снежная метель в самую суровую зиму, до судорог, которые
он не мог ощутить. Это было словно место между мирами. Он был ни
здесь, ни тут, но там, где время потеряло всякий смысл.