Я дёрнул рукой, и мой заларак тут же воткнулся ему в грудь —
прямо в сердце. Иголка легко прошла сквозь ткань мундира, плоть,
кости, попав точно в цель. Она начала погружаться глубже, исчезая в
теле полковника. Кожа вокруг места укола засветилась изнутри, будто
под ней зажглась лампа. Вены на шее и висках Топорова вздулись, по
ним побежали сияющие нити.
— Сука... — процедил я сквозь зубы, делая шаг назад.
Его тело засветилось сильнее. Пальцы скрючились, как когти
хищной птицы. Кожа начала трескаться, выпуская наружу яркий, почти
нестерпимый свет. Воздух вокруг задрожал, словно от жара, хотя
никакого тепла я не ощущал. Только давление, нарастающее с каждой
секундой.
— Как? — прошептали губы полковника, прежде чем его ноги
оторвались от земли.
Тело Топорова поднялось в воздух на полметра, повисло, как
марионетка на невидимых нитях. Голова запрокинулась, глаза
полностью залило светом — ни зрачков, ни белков, только два ярких
прожектора, бьющих в небо.
Яркий поток ударил мне по глазам, заставив зажмуриться. Когда я
снова смог видеть, полковник уже парил над землёй на высоте
человеческого роста, а сквозь трещины в коже пробивались лучи света
такой интенсивности, что на него больно было смотреть.
В этот момент, словно черти из табакерки, повыскакивали офицеры.
Кто-то сидел в засаде, ожидая сигнала. Десятки солдат в форме
разных родов войск с оружием наготове окружили Топорова. Значит,
генерал всё-таки пренебрёг безопасностью и сделал упор на
публичность.
— Что за чертовщина? — выкрикнул кто-то из офицеров.
— Это ещё что такое? — раздался испуганный голос другого.
— Топоров! Что с ним? — третий голос дрожал от ужаса.
Руки солдат тряслись. Некоторые выставили перед собой артефакты,
другие готовились к магической атаке. Даже закалённые в боях воины
отступали не в силах вынести зрелище трансформации человека во
что-то иное.
Иголочка погружалась глубже. В своей голове я слышал, как она...
жрёт! Прямо через нашу связь доносились странные чавкающие звуки,
словно артефакт с жадностью пожирал что-то внутри полковника.
Тем временем Топоров — или то, что когда-то им было, — начал
меняться ещё сильнее. Его конечности удлинились, пальцы
превратились в тонкие светящиеся лезвия. Рот растянулся до
неестественных размеров, обнажив ряды острых, как иглы, зубов.