На дворе стояла чудесная золотая осень. Солнце весело
пробивалось сквозь трепещущие на ветру желтые и багряные листья
дубов и кленов. Воздух был наполнен оживленным птичьим гомоном. А в
высоких голубых небесах проплывали редкие легкие облака. Все вокруг
словно бы пыталось впитать в себя счастье и ликование последних
уходящих ясных теплых дней.
И на всем этом пестром и жизнерадостном фоне очень странно и
необычно смотрелась одинокая темная фигура, медленно идущая к
видневшемуся на склоне холма сельскому кладбищу. Это был совсем еще
юноша. Но, если случайный путник смог бы заглянуть ему в глаза, то
его поразила бы застывшая там вековая печаль. Этот человек был
молод телом, но стар душой. Во всяком случае именно так он выглядел
в этот самый момент.
Подойдя к подножию холма, он двинулся между рядами могил к тому
месту, где виднелись свежие холмики земли и кресты, обложенные
траурными венками. Приблизившись к одной из могил, он остановился и
хмуро взглянул на табличку с именем и годами жизни, отмеренными
жестокой судьбой для их обладателя.
Было заметно, что далось ему это нелегко. Даже не так. Ему
чертовски тяжело было видеть на памятной табличке имя, которое он
так часто произносил, совсем не задумываясь, что однажды будет его
только читать на могильной плите и никогда больше не скажет вслух.
Он слишком привязался к этому человеку. Была ли это ошибка?
Возможно. Но, даже если и так, это была первая ошибка, о которой он
ни капли не жалел.
Покровская Ольга Дмитриевна.
Он читал это уже в десятый раз. И все не мог поверить. Когда,
месяц назад, он уезжал, она обещала его ждать. И не дождалась. И
все, что было в ее короткой жизни, никак не походило на историю
счастливого человека. До счастья она так и не дожила.
Просто кому-то захотелось поставить точку в ее так и не
сбывшихся мечтах. Поставить просто так, из-за прихоти. Чтобы
преподать урок. И эта жирная точка была вырезана на лбу у бедной
девчушки, когда ее нашли мертвой… и когда ее укладывали в гроб.
Большой багровый шрам в виде сердца каменного голема…
***
Вместе с осенней прохладой в Петербург вернулась яркая и
суетливая пора балов и пышных приемов. Северная столица утопала в
роскоши и неге, абсолютно не заботясь о том, что происходит на
отдаленных окраинах некогда обширной империи. Им было не до этого.
Не до гиблых диких земель с их первобытными нравами, не до бед и
забот простых людей, которые там жили, не до ратного подвига
доблестных воинов, которые защищали рубежи их отечества от
нашествия смертоносных аномальных тварей. Северная столица жила
своей обычной беззаботной и легкомысленной жизнью.