
Ба-бах! Тяжеленная, железом обитая
дверь захлопнулась с таким диким грохотом, что по стенам эхом
гулкнуло и заглохло. Только в ушах звенит да тишина давит. А потом
— вжик! — с той стороны засов по скобам проскрежетал, аж в мозгу
отдалось. Всё. Приехали. Точка.
Был я Петром Алексеичем Смирновым,
фельдфебелем, без пяти минут дворянином, которого сам Царь
привечал, да и Брюс, его правая рука, жаловал. А стал — арестант,
номер такой-то, в каменном мешке Преображенского приказа. Имя
стерли, повесили ярлык «государственный изменник». В голове просто
не укладывалось, как такое могло случиться!
Меня буквально впихнули в камеру.
Теснотища — гроб! Стены — камень голый, мокрый, какая-то слизь по
ним течет. С низкого потолка сводчатого — кап-кап-кап. Под ногами —
солома гнилая, воняет прелью, мочой, аж дышать нечем. Воздух
спёртый, тяжелый. Свет — только из малюсенького окошка под самым
потолком, за решеткой толстенной. И то не свет, а так, серая муть
питерского дня пробивается.
Я так и плюхнулся на эту гниль,
спиной к холодной стене привалился. В башке туман, мысли вразброд.
Как? Ну как так вышло-то? Только что — триумф, Царь хвалит, планы
по заводу громадьё, чувствовал же — вот оно, я на своем месте, я ж
нужен! И на тебе — камера, измена, светит дыба да плаха.
Кто? Вот главный вопрос. Кто ж меня
так сурово подставил? Лыков этот, снабженец скользкий? Да, видел я
его довольную харю, когда меня вели. Но он же — пешка, шавка. Сам
бы не решился, кишка тонка. Значит, за ним кто-то покруче стоит.
Кто-то из тех, кому я на хвост наступил своими станками,
«композитом», кому все воровские схемы поломал. Кто-то, кто задницу
греет в Питере, кому мой быстрый взлет поперек горла, и что Брюс с
Царем меня привечают. Кто-то, кому мои разработки — как кость в
горле, потому что из-за них его людишки не у дел остаются или его
гешефт на армейском барахле летит к чертям. А может, и правда
шведы? Англичане? Кому секреты мои понадобились? Но как же они это
провернули? Через кого?
Тут и вспомнил про тетрадку свою с
фронтовыми записями. Точно сперли! И использовали, чтобы подделку
состряпать! Мои же мысли о том, где у нас слабости, что в оружии не
так, как лучше сделать — все переврали, шифровки какой-то добавили,
агента шведского приплели — вот тебе и измена готова! А я, дурак,
думал — сам посеял где-то, да на Потапа грешил. Расслабился, нюх
потерял на вершине успеха, решил, что под царским крылом мне все
нипочем. Вот и допрыгался.